Родина - [44]

Шрифт
Интервал

- Да, хорошо бы. А что это они сидят с такими кислыми лицами? Чем недовольны? Может быть, ждут от меня денег, как ты думаешь?

- По-моему, да…

- Я оплатила им билеты на самолет, оплатила гостиницу. Им мало? Ведь в Петербурге ни о каком гонораре речи не шло!

Я обомлела и не знала, что сказать. Скрипка, балалайка и фортепьяно, не мигая, смотрели на нас. «Ну, так и быть, дам им по тридцать долларов, пусть поужинают в хорошем китайском ресторане. Мне говорили, что русские любят китайскую кухню». Улла вынула три бумажки: 50, и две по 20 и положила их, на мое счастье, в конверт. Я для приличия посидела на диванчике еще три минуты, обсудила с Уллой судьбы демократии и дала знак: поднимайтесь, благодарите хозяина и - на выход. Народ, видя конверт, успокоился. А моя задача была увести их подальше от квартиры, чтоб не устроили международный скандал. Только мы вышли за дверь, на меня набросились: сколько заплатили? «Я не знаю, конверт запечатан. Не здесь же смотреть, Господи! Пошли в парк, на скамеечку».

Немая сцена в парке длилась недолго, долго раздавались проклятия и брань. Скрипачка материла Швецию, Уллу Вайнберг, Викторию, меня. Профессор предлагал поехать домой к Улле и вместо гонорара забрать у нее Кандинского, продать и честно поделить миллион. Виктория так и не решилась признаться, что виновата, побоялась. Я ее не выдала.

Никто не хотел гулять по вечернему городу, и мои услуги никому больше не были нужны. В китайский ресторан артисты, конечно, не пошли. Послали его туда же, куда и Уллу Вайнберг. К вечеру обида немного утихла, а после бутылки виски и палки твердокопченой колбасы «Особая» шведские гастроли показались нам уморительной авантюрой.

Мария Степанова

Вторая проза

Поэма

Родина в русской словесности исхожена, истоптана. Она сирая и смиренная, она же бьющая в литавры и летящая во славах, воспеваемая, высмеиваемая, проклинаемая, оплакиваемая. Одни штампы. И не диво: все отношения перебраны и оппозиции - тоже. Родина против заграницы, против просвещенной Европы, против бездуховного Запада, против Дикой Орды, против мудрого Востока, шамана встреча и Венеры была так кратка и ясна, а еще меж Стамбулом и Скутари пробирается пароход, а там и Персия, «Чистый понедельник», царство славного Салтана чрезвычайно многообразно, но - прочь из него, потому что над степью пустой загорелась мне Америки новой звезда. Словом, с оппозициями те же проблемы, что и с коннотациями: охвачено все.

Мария Степанова в своей «Второй прозе» вышла, пожалуй, на самое глубокое противопоставление - «родина vs. родина» - и я с ходу не припомню, где б оно было представлено с такой отчаянной драматической полнотой. И это вовсе не малая родина против большой, не хорошая против плохой, не одна Россия против другой. А именно родина против родины. Или: Родина против Родины - пафос уместен.

Главная героиня поэмы Мерилин Монро (называемая девичьим именем Норма Джин) после смерти попадает в Россию: «Ей обещали, продержишься девять дней -/ И дальше можно туда./ А там по-другому, там не на кого сердиться,/ там чисто и строго, как будто хороший отель,/ и снег густой как водица,/ и можно залезть в постель/ и - да, с головой накрыться».

Первый секс-символ и один из главных мифов ХХ века Монро - не просто «грудь из камня, мозги из ваты», как говорил о ней режиссер Билли Уайлдер, не только «великое ничто» бесчисленных модернистских и постмодернистских спекуляций, она еще и баба - жалкая и жалостливая, родная, прежде всего. Для Монро любить значит жалеть - в лучших русских деревенских традициях, и ее посмертное бытие в России настолько же неожиданно, насколько закономерно: это про всемирную отзывчивость наоборот.

Как и дни творения, девять дней, отпущенных Монро, не равны календарным, действие поэмы протянулось в наше время. Россия как модель мира, полоса между небом и землей, даже не чистилище, а лимб, «сплошная древесность/ И крыши понурые с дымом и без./ Пустые поля половинками пиццы» - обрыдлая любимейшая среднерусская полоса все ж только полоса для взлета туда, на родину: «Черед настал предаваться в руце./ На небе места/ силою берутся./ Врата без замка:/ залепили скотчем./ Попрем на закат,/ может быть, проскочим».

Название «Вторая проза» перекликается с «Прозой Ивана Сидорова», написанной Степановой полтора года назад. Та «проза» была построена на разного типа балладах, эта, скорее, на песнях. Удивительно богатая интонациями, новая поэма трагическими частушками и пронзительной чистосердечной напевностью отсылает к Блоку, к «Двенадцати», к стихам из цикла «На поле Куликовом», а изощренными прозаизмами - к позднему Кузмину, к его книге «Форель разбивает лед». Но чувство двух родин, неотступно явленное во «Второй прозе», заставляет вспомнить иные стихи, бесконечно важные для русской традиции, хотя написаны они на чужом языке. «Ты знаешь край… Туда, туда с тобой уйдем скорей, уйдем, родитель мой». Уже давно, даже очень давно никто с такой страстью и убежденностью не повторял этот призыв.


Александр ТИМОФЕЕВСКИЙ

I.

Норма Джин оказывается на месте,

сразу хочет назад.

Ноги уже по щиколотки в грязи.

Продолжить чтение
Еще от автора Дмитрий Львович Быков
Июнь

Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…

Истребитель

«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.

Орфография

Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.

Девочка со спичками дает прикурить

Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.

Оправдание

Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.

Сигналы

«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.

Рекомендуем почитать
Следующая остановка – Лондон. Реальные истории из жизни русских эмигрантов последней волны

Предупрежден – значит вооружен. Практическое пособие по выживанию в Англии для тех, кто приехал сюда учиться, работать или выходить замуж. Реальные истории русских и русскоязычных эмигрантов, живущих и выживающих сегодня в самом роскошном городе мира. Разбитые надежды и воплощенные мечты, развеянные по ветру иллюзии и советы бывалых. Книга, которая поддержит тех, кто встал на нелегкий путь освоения чужой страны, или охладит желание тех, кто время от времени размышляет о возможной эмиграции.

Куда идти Цивилизации

1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».

Жизнь как бесчинства мудрости суровой

Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?

Черное солнце Украины

Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.

Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах

Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.

Кого освобождали прибалтийские эсэсовцы?

В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.