Род Рагху - [40]

Песнь VI СВАЯМВАРА

1—2. Он увидел там на украшенном возвышении земных царей, восседавших на тронных сиденьях под балдахинами, — казалось, они переняли чары у богов, парящих на небесных колесницах. Но когда они узрели потомка Солнечного рода, подобного самому богу любви, которому Шива вернул бы телесный облик, склонившись на мольбы Рати[211], — надежда обрести царевну Индумати сразу покинула их.

3—7. По искусно сработанной лестнице юноша поднялся на возвышение, которое указал ему царь Видарбхи; так львенок, дитя царя зверей, восходит на вершину горы по разломам в скале. Воссевший на троне из драгоценных камней, покрытом роскошными коврами красивой расцветки, он выглядел подобным самому Богу пещеры[212], восседающему на павлине. А Богиня счастья сияла ослепительным блеском в том собрании царей, словно молния, отразившаяся бессчетно в стечении облаков. Но среди них, восседавших на превосходнейших тронах и облаченных в изысканнейшие одежды, сын Рагху один блистал в своем величии, несравненный, как дерево париджата[213] среди других райских деревьев. И взоры горожан, покидая других царей, устремлялись на него одного, как пчелы, слетая с цветущих деревьев, стремятся к ярому лесному слону, источающему запах мускуса.

8—10. Когда восславили царей Лунного и Солнечного родов придворные певцы, сведущие в истории их былых деяний, и восхитительные ароматные воскурения сандала поднялись дымками выше стягов победы, и благовест трубных звуков разлетелся во все края, усиленный ревом раковин и сопровождаемый пляской павлинов в садах, окружающих город, юная царевна, которой предстоял выбор жениха, в свадебном наряде села в паланкин и в нем, водруженном на плечи носильщиков, в сопровождении блистательной свиты появилась на просторной дороге, проложенной между украшенными возвышениями.

11—19. И все сердца устремились к этому чудесному созданию творца в образе девы — только тела царей остались на тронах, — и сотни глаз приковались к ней одной. И, как краса юных побегов на расцветающих деревьях, первые признаки любви явились в движениях и поведении властителей земли. Один из царей принялся вертеть цветок лотоса, который он держал в руках, так что от крутящихся лепестков отлетали пчелы, а в венчике образовался круговорот пыльцы. Другой игриво поднял, отвернув красивое лицо, и вновь возложил на место гирлянду, зацепившуюся за усеянные драгоценными камнями украшения на его плечах. А тот, потупив взор своих прекрасных очей, потирает подножье своего трона ногою, слегка скрючив на ней пальцы с поблескивающими ногтями. Положив левую руку на подлокотник, отчего чуть приподнялось плечо, некий царь беседует с другом, повернувшись к нему в полоборота, и гирлянда свесилась с его шеи. Иной юноша ногтями — ими бы гладить ему бедра возлюбленной — рвет желтый лист кетаки[214], вдетый в ухо серьгою — такою любит играть лукавая дева. Какой-то царь подбрасывал игральные кости на ладони, окрашенной в цвет красного лотоса и отмеченной очертаниями стяга, их же освещал блеск драгоценных камней на его перстнях. Иной растопыренными пальцами, промежутки между которыми озарялись сияньем алмазов, поправлял диадему, словно бы она плохо держится на голове его.

20. Тогда выступила вперед привратница Сунанда, смелая, как мужчина, ведающая деяния и родословные царей. Она подвела царевну поначалу к властителю Магадхи и сказала так:

21—24. «Вот царь, правящий в Магадхе, защитник ищущих защиты, духом неизмеримый Парантапа[215], имени своего достойный, обретший славу добротою к подданным. Средь тысяч царей его одного называет молва истинным властелином земли; ночь выводит на небо сонмы созвездий и светил, но озаряет ее только месяц. Неукоснительно свершает он обряды чередою, всякий раз призывая Тысячеокого[216] бога, так что Шачи, томясь в отсутствие супруга, забывает украшать цветами мандары[217] свои волосы, ниспадающие на ланиты. Если ты хочешь отдать свою руку этому царю, достойному быть избранным, ты, несомненно, порадуешь своей красою взоры дев Пушпапуры[218], которые будут ждать твоего прибытия у окон своих домов».

25. Когда она это сказала, стройная дева, чья гирлянда из медвяных цветов, перевитых дурвой, немного сбилась на груди, взглянула на сватающегося и, не произнеся ни слова, отвергла его прямым наклоном головы.

26—29. И как волны, поднятые ветром, несут лебедь на озере Манаса от одного лотоса к другому, так дева с жезлом привратницы в руках подвела царевну к другому царю и молвила ей: «Вот владыка Анги[219], чья юная красота пленила самих небесных дев, чьи слоны обучены ученейшими укротителями, чья власть равна власти Индры, хотя на земле он правит. Женам врагов он возвращает утраченный жемчуг ожерелий льющимися из очей их слезами-жемчужинами, только без связующей нити — ее уже сняли. В нем сходятся Шри и Сарасвати[220], богини, что так далеко одна от другой обитают; ты же, о счастливая, красотой своей и красноречием достойна войти к ним третьей».

30—31. Отведя взор от царя ангов, дева молвила спутнице: «Ступай дальше». Не то чтобы он не был привлекателен достаточно, не то чтобы она его не оценила, но у людей разные вкусы. Тогда, приставленная к вратам, указала Индумати на другого царя, грозу врагов, прекрасного обликом, как взошедший на небо молодой месяц: