Род Рагху - [41]

Шрифт
Интервал

32—35. «Вот властитель Аванти[221], долгорукий, широкоплечий, стройный и тонкий в поясе, он подобен пылающему светилу, словно сам Тваштар[222] обточил его тщательно на своем станке. Когда он, могущественный, ведет в поход свои войска, пыль от его коней, скачущих впереди, затмевает блеск драгоценных камней на венцах вассальных князей. Бог, чья обитель в Махакале[223], несущий месяц на челе, пребывает близ его дома; и потому даже в новолуние вечерами радуется он с возлюбленными женами лунному сиянию. Не благо ли будет тебе, о красавица, гулять с этим юным царем по садам, где ветви дерев колеблет веющий от волн реки Сипры ветер?»

36—37. Как ночная лилия не расцветает под лучами палящего солнца, так нежная царевна не могла отдать сердце ему, чья пылкая отвага озаряла друзей, словно лотосы, и иссушала, как сырую тину, врагов. И Сунанда приблизилась с царевной к государю Побережья[224] и опять обратилась к ней, чьи достоинства безупречны, светлой, как белый лотос, с белозубой улыбкой, прелестнейшему созданию творца:

38—43. «Был некогда подвижник по имени Картавирья[225], тысячу дланей явивший в битвах; на восемнадцати материках воздвиг он жертвенные столбы, и титул царя не делил он ни с кем из властителей. Если только грешная мысль возникала в уме его подданных, тотчас представал он перед ними с карающим луком в руке и предотвращал преступление. Им взят был в плен владыка Ланки, победитель Индры; со связанными руками, беспомощный, задыхающийся всеми своими устами, томился ракшас, пока он не смилостивился и не отпустил пленного. От Картавирьи и ведет свой род этот царь, носящий имя Пратипа, покровитель ученых мудрецов, что защитил богиню счастья от упреков в непостоянстве — ведь зависит оно только от пороков тех, кого она покидает. Говорят, сам бог огня, чьи черны следы, стал союзником его в войнах; и потому в ночи истребления кшатриев в остром лезвии топора Рамы[226] для него столько же угрозы, что в лепестке лотоса. Стань же богиней счастья для этого могучерукого царя в его объятьях, если хочешь любоваться из окон его дворца на красиво струящуюся Реву[227], словно поясом опоясывающую стены-бедра Махишмати».

44—45. Но, хотя и прекрасен был обликом тот властитель земли, ей он не пришелся достаточно по нраву, так же как полный месяц, даже когда расходятся осенью облака, его скрывающие, не чарует покрытое лилиями озерцо. И тогда хранительница терема так молвила царственной деве о Сушене, владыке шурасенов[228], чья слава прогремела даже в потустороннем мире и кто стал украшением обоих своих родов[229]:

46—51. «Этот царь, жертвователь, принадлежит к роду Нипа; в нем соединились даже те достоинства, что обычно несовместны, как сходятся звери у мирной обители святого. В его чертогах красота его услаждает взор, как хладный месяц в ночи, но следы его палящей отваги зримы во вражеских городах, где кровли покинутых дворцов поросли травою. От сандаловых умащений, которые река, дочь Калинды[230], смывает с грудей обитательниц его гарема, в ней купающихся, светлеют ее темные воды, и кажется, что, струящиеся у Матхуры, они уже смешались с волнами Ганги. Самого Кришну с его Каустубхой[231], кажется, посрамил он — бриллиант, на его груди блистающий, отдал ему в страхе перед Таркшией[232] змей Калия[233], обитающий в Ямуне. Потому удостой этого юного царя чести быть избранным тобою в супруги, и тогда, о красавица, пусть дарует тебе счастье твоя юность на цветочном ложе, покрытом нежными побегами, в садах Вриндаваны[234], не уступающих небесному саду Читраратхи ничем, и да будешь ты, восседая на окропленных водою и благоухающих ароматом горных цветов каменных плитах, любоваться пляской павлинов в пору дождей в живописных ущельях Говардханы[235]».

52—53. Но другому суждено ей было стать женою, и она, чей красивый пупок был речному водовороту подобен, миновала того царя, как река, впадающая в океан, минует гору, оказавшуюся на ее пути. После чего служанка обратилась к луноликой деве, когда они приблизились к Хемангаде, властителю Калинги, носителю браслета на предплечье, истребителю вражьих ратей:

54—57. «Вот зладыка страны, простершейся от Махендры до океана, и горе Махендре он равен величием, и в его походах словно Махендра сама идет впереди в образе рати ярых его слонов. На плечах его, предводителя лучников, чьи прекрасны длани, две борозды, натертые тетивами, — словно две тропы, омытые слезами, смешанными с сурьмою, что пролила богиня удачи его врагов, которых он пленил. Почивающего в своих чертогах, из окон которых виден океан, его пробуждает от сна рокочущий рев морских волн, заглушающий бой литавр во дворце, отмечающий время. Будь же счастлива с ним на морском берегу, где шелестят листвой пальмовые рощи и ветер приятно охлаждает разгоряченное тело, донося с отдаленных островов благоухание гвоздичных деревьев».

58—59. Но, хотя и соблазняла она так младшую сестру царя Видарбхи, что и сама влекла сердца своей красой, та от него отвратилась, как Лакшми, богиня счастья, отвращается от неудачника, сколь бы своим поведением он ни тщился привлечь ее. Затем привратница приблизилась к богоподобному владыке города, носящего имя змеи


Еще от автора Калидаса
Классическая драма Востока

Семнадцатый том Библиотеки Всемирной литературы содержит антологию классичечкой драмы Востока — жемчужины индийского (Глиняная повозка, Шакунтала, Увиденная во сне Васавадатта), китайского (Обида Доу Э, Пионовая беседка, Веер с персиковыми цветами) и японского (Горная ведьма, Масляный ад) драматического искусства.


Рекомендуем почитать
Египетская мифология

Любой народ, любая эпоха по-своему пытаются объяснить окружающий мир, смысл жизни, выработать некую иерархию ценностей, - и создают свою мифологию. В египетской мифологии поэтичность доминирует над реальностью. Системный свод древнеегипетских мифов и легенд в литературно-художественном пересказе И.В.Рака продолжает традицию отечественных популярных изданий, посвященных наиболее значительным мифологиям Древнего мира, - Двуречья, Греции и Рима, Китая, Индии, Ирана.


Саладин Победитель Крестоносцев

Эта книга — о Салах ад-Дине, кто был благочестием (Салах) этого мира и веры (ад-Дин), о бесстрашном воителе, освободившем Святой Город от чужеземных завоевателей, о мудром и образованном правителе мусульман.


Счастливая соломинка

Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.


Нефритовая Гуаньинь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Новые записи Ци Се, или О чем не говорил Конфуций

Вашему вниманию предлагается перевод и исследование сборника коротких рассказов и заметок в жанре бицзи, принадлежащего перу известного китайского литератора XVIII века Юань Мэя.Рассматриваемая коллекция рассказов и заметок Юань Мэя известна под двумя названиями: "О чем не говорил Конфуций" (Цзы бу юй) и "Новые [записи] Ци Се" (Синь Ци Се). Первоначально Юань Мэй назвал свой сборник "О чем не говорил Конфуции", но, узнав, что под этим названием выпустил сборник рассказов один писатель, живший при династии Юань, изменил наименование своей коллекции на "Новые [записи] Ци Се".Из 1023 произведений, включенных Юань Мэем в коллекцию, 937 так или иначе связаны с темой сверхъестественного.


Приключения четырех дервишей

ББК 84 Тадж. 1 Тадж 1П 75Приключения четырех дервишей (народное) — Пер. с тадж. С. Ховари. — Душанбе: «Ирфон», 1986. — 192 с.Когда великий суфийский учитель тринадцатого столетия Низамуддин Аулийя был болен, эта аллегория была рассказана ему его учеником Амиром Хисравом, выдающимся персидским поэтом. Исцелившись, Низамуддин благословил книгу, и с тех пор считается, что пересказ этой истории может помочь восстановить здоровье. Аллегорические измерения, которые содержатся в «Приключениях четырех дервишей», являются частью обучающей системы, предназначенной для того, чтобы подготовить ум к духовному развитию.Четверо дервишей, встретившиеся по воле рока, коротают ночь, рассказывая о своих приключениях.