Робким мечтам здесь не место - [9]

Едва я поселился в Алюмоте, мне поручили работу, подарившую первый настоящий опыт руководства – только не людьми, а овцами. И все же сходство было поразительное: например, пастух может иметь власть над стадом, но само по себе это не означает, что он сумеет контролировать подопечных. Много раз, когда я вел стадо вниз по склону, намереваясь заставить его следовать за мной, овцы просто разбредались, и мне приходилось искать их по полям, а овцы не обращали никакого внимания на мои команды. Требовались время и терпение, чтобы овладеть навыком управления ими. Нам нужно было найти общий язык, взаимопонимание. Я должен был понять их страхи, как если бы они были моими собственными, узнать, куда не надо их водить или, по крайней мере, где нужно действовать с большей осмотрительностью. Я должен был одновременно проявлять чуткость и настойчивость – стать тем человеком, за которым они будут следовать, даже неохотно, только благодаря доверию.

В хорошие дни наши движения представляли собой красивый танец, истинную поэзию и урок лидерства, который я запомнил надолго. Но тяжелые дни, хотя и относительно редкие, доказывали неизбежные факты природы: передо мной были звери, а не люди, я не мог сформировать у них отточенные, сознательные навыки. В лучшем случае я мог добиться результата с помощью терпения, и это был еще один урок, который я вынес из той работы.

Жизнь в Алюмоте была нелегкой. Из-за его местоположения ветра, проходя через долину, обретали силу и набирали скорость и, когда достигали нашего поселения, яростными порывами проносились сквозь сараи. Почва под нашими ногами была насыщена солями, которые губили наши посевы и в течение первых нескольких лет заставляли нас постоянно нормировать урожай. И какое-то время немногочисленные обитатели Алюмота жили среди зловещих черных базальтовых руин предыдущего поселения, ушедшего под землю двадцать лет назад. Как будто мы жили среди надгробий, постоянных напоминаний о том, что наши усилия могут оказаться тщетными.

Постороннему человеку было бы легко оценить кибуц Алюмот по тому, чего ему не хватало. Мы жили в палатках. У нас не было ни электричества, ни водопровода. Каждому выдавали одну пару рабочих ботинок, две пары брюк цвета хаки и две рубашки – одну для работы и другую для субботы. В кибуце была одна пара серых брюк и один пиджак военного образца из запасов британской армии, их давали мужчинам только по особым случаям. И все же те из нас, кто жил там, оценивали кибуц Алюмот по тому, что он предлагал. Он давал нам смысл жизни, понимание особой миссии. Он давал нам ощущение жизни в большой семье, а еще цель, которая была больше нас самих. Трудности не были неудобством: они были причиной, по которой мы там находились.

Итак, мы работали. Мы очистили землю от камней и восстановили плодородие почвы. Мы прорезали канавки по бесплодной земле и засеивали их семенами, и у них не было выбора – оставалось только уступить нашим усилиям.

Каждое утро, задолго до рассвета, я открывал загон для овец, чтобы они могли спуститься с горы Пория и пастись между камнями на скудных пастбищах то тут, то там. Путь вниз был опасен своей крутизной, особенно в темноте. Но с рассветом налетали мухи, мучившие овец, так что разумнее было кормить их ночью.

Меня это все не пугало. Я предпочитал проводить время в одиночестве. Сколько ночей я сидел на скале, наблюдая, как звезды отражаются в неподвижной воде внизу? Слишком много, не сосчитать. В те дни я мечтал стать поэтом или архитектором, строить что-либо из слов или из камней. Интересно, а какое лучшее место в мире для начинающего писателя, позволяющее его поэзии воспарить?

Это были одни из самых счастливых дней в моей жизни, и они обрели еще большее значение, когда Соня решила разделить их со мной. С началом Второй мировой войны Соня поступила на службу в британскую армию в качестве медсестры и находилась в Египте. Теперь, вернувшись, она решила присоединиться ко мне в Алюмоте. Мы поженились под простой белой хупой на Лаг ба-Омер[25] 1 мая 1945 г., на скромной церемонии в Бен-Шемене. Мне пришлось одолжить «парадные» брюки и пиджак Алюмота, которые оказались мне слишком коротки; накануне свадьбы я покрасил пиджак черным кремом для обуви.

Однажды утром ближайший советник Бен-Гуриона, Леви Эшколь[26], прибыл в Алюмот из соседнего кибуца с просьбой от самого Бен-Гуриона. Эшколь, будущий премьер-министр, уже в те дни был титаном движения, человеком, которым мы все восхищались. Видеть его здесь, среди нас, было сильным потрясением, тем более знать, что он прибыл частично из-за меня. Бен-Гурион беспокоился о том, что самое молодое поколение слишком далеко отходит от его видения Государства Израиль. Он верил, что судьба еврейского народа зависит от его победы в споре. Вот почему он послал Эшколя попросить, чтобы Алюмот освободил меня от обязательных сельскохозяйственных работ, превратив мои вечерние занятия в «Ха-Ноар ха-овед» в основную деятельность. Бен-Гурион знал, что будущее за молодым поколением, и он, должно быть, чувствовал, что юношей и девушек с большей вероятностью убедит один из их сверстников. По крайней мере, так я объяснил себе его выбор, когда изо всех сил пытался понять, почему Бен-Гурион поручил такую важную миссию именно мне, несмотря на мою неопытность.