Робинзоны студеного острова - [15]

Состав нашей команды обсуждался горячо, с криками, шумом. Каждый предлагал свой вариант. Младшие ребята были уже готовы за грудки схватиться. Сошлись на составе, предложенном Толей. В футболе он был признанный авторитет.

«И вот нашли большое поле». Правда, оно было маловато для футбольного, покрыто крупной галькой и имело наклон в сторону моря, но где же было искать лучшее?

Футбольные ворота обозначили два пустых ящика из-под консервов. У нас в воротах стоял один из «мощных мужиков» — Геня Перфильев, как всегда, спокойный, солидный, деловитый. В команде второй бригады вратарем был Боря Меньшиков, подпрыгивающий на месте от возбуждения. Судил встречу Геня Сабинин. Он недавно ушиб ногу о камень и ходил прихрамывая. Не сомневаясь в его честности и справедливости, Геню единогласно избрали обе команды. Не было, правда, свистка, но Геня так умел свистеть с помощью двух пальцев, что хоть уши затыкай. Для почетных болельщиков — Петровича, Яши и Ильиничны мы поставили пустые ящики, остальные зрители стояли.

Играли ребята азартно. Места было мало, и порой игроки сбивались в такую плотную кучу, что даже лихой свист судьи с трудом заставлял их разойтись по местам. Толя Гулышев выделялся из всех: он умел обойти двух, а то и, трех защитников, а те продолжали пинать ногами пустое место. Счет был 1: 0, а потом 3: 0 в пользу нашей команды.

Борю Меньшикова заменили в воротах, но и это не помогло.

Болельщики кричали и свистели, Ильинична охала и ахала. Петрович, встав с ящика, покрякивал и приседал на своих длинных ногах, а бригадир Яша при счете 4: 0 не выдержал и сам ринулся в гущу футбольной схватки. Тут уж возмутился Петрович, он ворвался на поле, ухватил бригадира за полу брезентовой куртки и поволок его, упирающегося, за собой, как на буксире.

— Ребята играют, а ты не встревай! — кипятился Петрович.

Судья Геня, забыв о своих обязанностях, хохотал, Ильинична, прямо-таки изнемогала от смеха. От души смеялись все ребята.

Игра закончилась со счетом 5: 0 в нашу пользу.

Долго после этого Ильинична со смехом вспоминала:

— Петрович-то, Петрович-то наш! Выбежал как молодой. Как коршун налетел на Яшу. Я думала — заклюет!

Петрович только смущенно хмыкал.

Я часто уходил в скалы. Там у меня было любимое местечко, со всех сторон защищенное от ветра. Здесь даже было что-то вроде грубого каменного кресла. На этой высоте, откуда были видны только море и небо, мне казалось, что у меня вырастают крылья, хотелось лететь вслед за чайками, хотелось петь, кричать от восторга. Я и пел до хрипоты все известные мне песни. А иногда здесь было хорошо вспоминать маму родных, далекий Архангельск…

В первые же дни жизни на острове — за работой, за нехитрыми играми и забавами, — мы ближе познакомились друг с другом, подружились. Даже Саня Потапов и Петя Окулов стали вести себя скромнее, не задирали носы перед младшими.

Вечерами перед сном, лежа в постелях, мы долго разговаривали, вспоминали довоенное время, рассказывали о себе. Эти вечерние беседы еще больше сближали нас, заставляли внимательнее относиться друг к другу. Бригада становилась как бы одной семьей.

Интересные вещи узнавал я о своих товарищах.

Володя Ермолин, оказывается, три года жил в Лондоне: его отец работал там торговым представителем (так вот откуда его заграничная одежда!). Володя умел свободно читать и говорить по-английски. Среди нас были ребята, изучавшие в школе английский язык. Они решили проэкзаменовать Володю, но он так часто и бойко затараторил, что никто ничего не понял, поэтому все решили, что он знает язык в совершенстве.

Сергей Колтовой родился в поморском селе Патракеевке, в котором почти все мужчины — моряки. Сам Сергей уже несколько раз ходил с отцом в море на рыболовном сейнере и единственный среди нас, «салаг», мог считаться заправским «мореманом». У него не было сомнений в выборе профессии: «Буду моряком, — говорил он, — а как же иначе? Это у нас — традиция!»

У Темы Кривополенова отец погиб еще во время войны с белофиннами, а недавно на фронте погиб старший брат. Тема бросил учебу, чтобы помогать больной матери. Он уже написал несколько заявлений в военкомат, просил взять добровольцем, но получил отказы.

Почти у всех ребят были на фронте отцы или братья, на некоторых из них уже пришли «похоронки».

Старшие ребята, кому исполнилось семнадцать лет, должны были осенью призываться в Армию. Мы, младшие, завидовали им.

8

Был разгар полярного лета. Солнце не сходило с неба, и мы бы, наверное, перепутали день с ночью, если бы не огромные, с несколькими крышками карманные часы бригадира.

Недели через две сбор яиц пришлось прекратить: часто стали попадаться запаренные. Петрович стал комплектовать группы для промысла кайры. В одну группу он включил тех, кто хорошо умел стрелять, в другую — умеющих грести, и плавать, в третью — самых молодых, четырнадцатилетних. Они должны были «шкерить» кайру и засаливать ее в специальных чанах из брезента.

Тема Кривополенов, Володя Ермолин и я попали в одну шлюпочную команду. В нашей же группе оказались Толя Гулышев и Петя Окулов. Они должны были стрелять по кайрам со скал. Наше дело было подбирать ее с моря в шлюпку.