Робин Гуд - [110]

Мифологическая версия также нашла себе сторонников. Ее приверженцы, в основном в XX веке, отождествляли лесного стрелка уже не только с персонажами низшей демонологии, но и с языческими божествами, остатки культов которых сохранялись в средневековой Европе (см.: Murray 1931; Graves 1948; Tardif 1983; Stock 2000), например, с кельтским богом Кернунном или его воплощением — Герном-охотником, человеком с оленьими рогами на голове. Если верить У. Шекспиру, он представлялся людям так:

Есть старое преданье: Герн-охотник

Давно лесничим был в лесу Виндзорском;

Так будто он всегда зимою в полночь

Вкруг дуба бродит, страшный и рогатый;

Деревья рушит, похищает скот,

В кровь обращает молоко коровье...

Веселые виндзорские кумушки. Акт IV, сц. 1, стк 2223—2228. Пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник

Конечно, этот пугающий образ мало чем напоминает веселого стрелка, но, тем не менее, определенные параллели между Терном и Робин Гудом провести все-таки можно. Последний также выглядит как нечто органически связанное с окружающей его природой, и для врагов, которые приходят в лес не с добром, он также бывает страшен.

Однако, несмотря на некоторое его сходство с мистическими существами, сторонникам мифологической теории можно возразить: хотя Робин и выказывает необыкновенное искусство стрельбы, фехтования и маскировки, его умения отнюдь не сверхъестественны. Столь же ловкими и могучими выглядят герои и многих других баллад, в которых речь совершенно точно идет о людях. Взяв, к примеру, серию «песен» о клане Армстронгов — обитателях англо-шотландского пограничья, — мы увидим, что они обладают теми же качествами, что и Робин Гуд (сила, сноровка, хитрость).

Есть, наконец, и теория, согласно которой легенда о лесном стрелке — это результат довольно сложной системы литературных заимствований. Так, некоторые исследователи предполагают, что свою лепту в создание образа Робина внесли средневековые французские пасторали, в частности «Игра о Робине и Марион»: в ней мы найдем и жизнь на лоне природы, и верных друзей, и бой на дубинках (см.: Knight 2008: 198). Впрочем, эту точку зрения не удается ни доказать, ни опровергнуть.

Не прекращаются споры и о том, к кому были обращены «истории» о Робин Гуде. Одни ученые считают, что они предназначались для мелкопоместных дворян (джентри), другие — что их сочиняли и исполняли в городской, в первую очередь торгово-ремесленной, среде. И действительно, в произведениях цикла, особенно ранних, обнаруживается немало примет городского быта. Так, «структура» лесного братства напоминает внутреннюю иерархию гильдии: разбойники обращаются к Робину «master» (англ. — «хозяин»), как подмастерья к наставнику, а друг к другу — «bretheren» (англ. — «братья») или «fellows» (англ. — «товарищи») (см.: Ohlgren 2000: 180). В текстах неоднократно упоминаются займы и поручительство, мена и продажа товара, линкольнское сукно в качестве «униформы» и т. д. Наконец, горожане вторгаются в границы леса лично: горшечник, скорняк, мясник, лудильщик — все они, приходя во владения Робина, вступают с ним в яростный бой.

Однако один из самых авторитетных современных «робиноведов» профессор Кардиффского университета Стефен Найт утверждает, что целевой аудиторией баллад изначально были не мастеровые и не джентри, а йомены — крестьяне-землевладельцы, к числу которых относил себя и Робин Гуд (см.: Knight 2003: 33—44). Ведь стрелок не просто зовется «славным йоменом», но и выражает идеи и настроения именно этого сословия.

Если касательно «адресатов» баллад в исследовательской среде обнаруживаются серьезные разногласия, то об их авторах можно говорить более уверенно. Скорее всего, до изобретения книгопечатания эти произведения слагались как неграмотными народными сказителями, так и опытными менестрелями — поэтами и музыкантами, хорошо знакомыми с рыцарскими романами и античной мифологией. Однако с развитием книжной торговли баллады в огромном количестве начали поставляться профессиональными сочинителями, которые буквально специализировались на этом жанре, сделавшемся в XVI—XVIII веках невероятно популярным. В результате легенда о Робин Гуде достаточно быстро перешла в область массовой литературы, производство которой было поставлено на поток.

* * *

Итак, на протяжении нескольких столетий — с XIV по XIX век — баллады пользовались огромным спросом. Причины этого успеха нетрудно понять. В первую очередь, баллада была обязана ему своей безыскусносгью, простотой, общедоступностью, легкостью запоминания, незатейливым, даже грубоватым юмором и, несомненно, злободневностью. Причем справедливо это как для баллад-однодневок, которые не задерживались в народной памяти надолго, так и для произведений, передававшихся из уст в уста даже спустя много лет после их возникновения. Ведь некоторые сюжеты и темы — взаимоотношения правителя и подданного, отчаянные поиски правого суда, нелегкая жизнь простого человека и его вражда с сильными мира сего, дружба и верность, преграды, встающие на пути влюбленных, — остаются актуальными вне зависимости от эпохи.

Хотя баллада долго считалась исключительно простонародным развлечением, с течением времени она сделалась достойным образцом изящной литературы — и легенда о Робин Гуде обрела повсеместное признание, подкрепленное авторитетом ученых и профессиональных поэтов. Каким бы переделкам ни подвергалась легенда о знаменитом стрелке, как далеко бы она ни отходила от исторической реальности, кем бы ни был ее главный герой — угнетенным йоменом, несправедливо обиженным дворянином или загадочным хранителем леса, — неизменным оставалось то, что привлекало слушателей и читателей во все времена. Это пронзительная история о верности, дружбе и внутренней свободе — и вечная мечта о всеобщей справедливости.