Ритмы Сарматии - [19]
чала осторожно, а затем всё более настойчиво связывал с миграцией из
Средней Азии племён дахо-массагетского круга и, в частности, тохаров
[541, С.226; 542, С.119–138]. Именно с тохарами исследователь связывал
генезис осетин-дигорцев [542, С.134–138]. Так как эта гипотеза до сих пор
весьма популярна, напомню, что еще в 1948 г. С.П. Толстов писал о рез-
ком отличии языка тохаров, известного по документам из Восточного
Туркестана, от всех остальных иранских языков (в том числе и осетин-
ского) [1146, С.137–139]. По своим фонетическим особенностям тохарский
язык входит в т.н. группу «кентум» вместе с западно-индоевропейскими
(кельтским, фрако-фригийскими, италийскими и греческими) и хетт-
ским языками, в то время как все восточные индоевропейские языки
и в том числе иранские относятся к группе «сатем» [1146, С.137]. До объ-
яснения данного феномена тохаров можно убрать из списка вероятных
предков алан или, по крайней мере, переместить их на последнее место.
В целом в исследуемый период аланская проблема пользовалась по-
стоянным вниманием. Можно отметить два основных направления в её
решении. Представители первого, миграционного, к которому можно
отнести Л.Г. Нечаеву, В.А. Кузнецова, А.М. Ждановского и др., считали
алан пришлым на Кавказе ираноязычным массивом, в сложении кото-
рого большую роль сыграли выходцы из Средней Азии. С аланами тра-
диционно связывались погребения сарматского времени в катакомбах
[426–429; 434; 616–617; 835–836]. М.П. Абрамова считала, что решающую
роль в этногенезе алан играли автохтонные племена Предкавказья и не
считала захоронения в катакомбах универсальным критерием аланской
принадлежности. Последнее можно считать развитием идей Н.В. Ан-
фимова, связывавшего катакомбы сарматского времени из Прикубанья
с меотами [81–82; 84, С.68; 133; 139, С.89; 144, С.220–221].
Дискуссия по аланской проблеме дала полезные результаты, к кото-
рым можно отнести выработку определения понятия «катакомба» и вы-
явление параллелей в погребальных памятниках и материальной куль-
туре Кавказа и Средней Азии сарматского времени [835–836]. Логично
40
выглядят положения о наличии обряда погребения в катакомбах в сар-
матское время не только у алан и появлении таких погребений в Пред-
кавказье задолго до того, как аланы появились в регионе по данным
письменных источников. Нельзя не согласиться с утверждением о слабой
распространённости погребений в катакомбах в сарматской среде [81;
83; 84, С.68]. Однако ряд высказанных положений выглядит весьма дис-
куссионно. Таковы гипотезы о принадлежности подбойных погребений
римского времени гуннам [ср. 464 и 836, С.157], локализации исходного
района аланского набега 72 г. в Предкавказье [ср. 196 и 618]. Некоррект-
ными можно считать попытки проследить на Кавказе непрерывный эво-
люционный ряд погребений в катакомбах от эпохи бронзы до римского
времени и доказать отсутствие алан в регионе до эпохи средневековья
на основе письменных источников [82–83]. Столь же некорректным вы-
глядит замалчивание материалов новостроечных экспедиций в Предкав-
казье при попытке обоснования автохтонного происхождения обряда по-
гребения в катакомбе [87, ср. 248; 273; 305–308; 313; 404; 490–491; 522–523;
526; 581; 757, С.95–96; 897; 1111, С.120; 1141]. Внешне логично, но также
спорно выглядит мнение о связи с аланами страны Алань-на (Аланьляо)
китайских источников. Древнекитайская топонимика резко отличается
от античной: страну, известную в Риме и Греции как Парфия, китайцы
называли Аньси, Бактрию – Дася, Хорезм –Канцзюй, Индию – Шэньду,
Рим – Дацинь [246, С.22]. Созвучие Алань-на (Аланьляо) этнониму аланы
на этом фоне массовых несоответствий китайской и европейской фоне-
тики выглядит странно. Исходя из законов развития языка, следует при-
знать, либо что под китайским названием Алань-на скрывается название,
не имеющее ничего общего с этнонимом «аланы» в греко-римском пони-
мании, либо что название «аланы», известное нам по античным источни-
кам, имеет китайское происхождение. О.И. Сатеев, обратившись к алан-
ской проблеме, предположил, что изначально аланами называлась опре-
делённая прослойка сарматского общества и предлагал выделять алан-
скую стадию в развитии сарматов [992]. Позднее подобные допущения
делал М.Б. Щукин [1251; 1255]. Такой подход к происхождению группы,
изначально определявшейся в письменных источниках как особый эт-
нос, в чём-то выглядит возвратом к положениям «теории стадиальности»,
предполагавшим изменение этнокультурной принадлежности в зависи-
мости от уровня социального развития той или иной группы.
С 1950х гг. выходили работы, посвящённые памятникам Европей-
ской Сарматии. Первыми были статьи М.И. Вязьмитиной, посвящённые
памятникам в долинах р. Молочной и Базавлука [292–293]. М.П. Абрамова
41
в комплексе рассмотрела итоги раскопок сарматских памятников Дона
и Украины, выделила ряд локальных групп и сравнила донские и украин-
ские материалы с поволжскими. Позднее вышла её работа о взаимоотно-
шениях местного населения Поднепровья с сарматскими племенами [75].
Д.А. Мачинский обратился к анализу письменных свидетельств
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.