— Слышал что-то…
— Так вот, это все вранье!
— Что — все?
— Что у меня громадный особняк и я богачка.
— Мэг…
— Эти фотографии — фальшивка. Хочу, чтобы ты знал, — мне невыносима даже мысль о том, чтобы солгать тебе, даже ненароком.
— Мэг, я…
— Я слышала, что ты говорил Лауре сегодня. Ты такой честный, Дэниел, открытый. А я нет. Не очень честная, я имею в виду. Правда, я и не думала никому лгать. Когда Лаура фотографировала, у меня и в мыслях не было…
Он все еще не понимал, о чем она, и пытался возразить.
Но Мэг спешила выговориться: стала рассказывать все — об отеле на Сансет-бульвар в Беверли-Хиллз и что они почти не спали, ложились уже под утро, пили много кофе… О чужом платье, о своем мгновенном настроении, когда надела его, о фотографиях…
— …И Лаура к тому же была в сильнейшей депрессии после развода. Вот я и подумала: пусть они обе приедут ко мне на неделю. Отдохнем, подурачимся, может, и развеется…
— Мэг, ты…
— Но все пошло не так. Когда я приехала в город через несколько лет, к тому времени…
— Дорогая, пожалуйста…
— К тому времени мне уже никто не поверил бы. — И она разрыдалась — слезы так и брызнули из глаз.
— Мэг, дорогая… — Он взял ее на руки и понес к широкой, в полкомнаты, кровати. Усадил на краешек, присел рядом.
Она уткнулась носом ему в колени и все никак не могла успокоиться.
Он еще не видел ее в таком отчаянии, такой беззащитной — невыносимо, когда Мэг так плохо. Ее боль — это его боль. Ему оставалось только ждать, когда она выплачется. Он все еще не знал, что делать, как помочь, положил ей руку на плечо и стал ждать. Что бы ни случилось, он останется с ней. Она, наконец затихла. Затем вдруг прижалась к нему, тесно обнимая обеими руками.
— Дэниел?
— А-а…
— Ты меня ненавидишь?
— Ну, что ты!
— Считаешь самозванкой?
— Нет, конечно.
— Как ты думаешь, — она вздохнула, — я заслужила эту награду?
— Разумеется.
— Ты, правда так думаешь? Почему?
— У тебя прекрасная книга, Синеглазка. — Он легонько поцеловал ее в висок и осторожно высвободился из ее объятий. — Дай-ка я уложу тебя спать. Утром тебе станет легче, утро вечера мудренее.
— Я рада, что мы… поговорили… — прошептала она, пока он расстегивал молнию ее короткого, облегающего черного платья.
— И я тоже. — Он, вообще-то, и не понял, о чем был разговор, но, похоже, ей лучше, это главное.
Он снял с нее платье, тщетно стараясь не замечать ее очаровательной женственности, подчеркнутой ажурным, полупрозрачным черным бюстгальтером и такими же крошечными трусиками. Еще на ней остались только тончайшие, в какую-то точечку черные чулки.
— Ложись-ка, ложись! — тихим, успокаивающим голосом говорил он. Скорее спрятать это соблазнительное, горячее тело под одеяло, не видеть его!
— Подожди секунду. — Она отвернулась, расстегнула бюстгальтер, сняла.
Ну, это уж слишком! У него во рту пересохло. Мэг села на краешек кровати и по одному стянула чулочки. А это так просто издевательство… Кто же такое вытерпит! Дэниел поспешно уложил ее под одеяло и быстренько отошел. У-ух!.. Он направился к двери, но, не успев сделать и двух шагов, услышал какой-то звук, какое-то движение… обернулся, спросил:
— Что, Мэг?
— Нет, ничего. Все нормально, Дэниел. Иногда случается, когда у меня стресс.
Теперь он уже ни за что не оставит ее одну. Дурак, поступает неосторожно! Он вернулся к ней, но, стоило ему увидеть боль в глазах Мэг, как желание оставило его.
— Синеглазка, что с тобой?
— Шея… Больно, когда двигаюсь. Растяжение, наверное…
— А что же делать? Как помочь?..
— Тепло нужно. У меня в чемодане электрическая грелка.
Переворошив все вещи, он нашел наконец, на самом дне, электрическую грелку; включил, не дыша положил ей под шею; взял ее за руку.
— Сейчас лучше. — Она глубоко вздохнула, дыхание стало спокойным и ровным.
Он сидел на стуле у изголовья кровати, держа ее за руку, уже минут десять. Мэг спит? Он тихонько встал.
— Ковбой? — услышал он приглушенный голос. — Почему ты не хочешь меня?
Дэниел опять сел на стул — ноги его не слушались.
— Синеглазка, не то чтобы я не хочу… Дело в том… Не знаю, как тебе объяснить… — Он понятия не имел, как объяснить ей все, что передумал и перечувствовал.
— Да, очень сложно, — тихим, бархатным голосом согласилась она. — Это не имеет ничего общего с желанием или нежеланием, я понимаю. Тебе просто трудно все мне… передать, что у тебя у голове. — Она подумала. — Ты не мог бы сделать мне одолжение, Дэниел?
— Все что угодно, дорогая.
— Ты не мог бы… спать со мной сегодня? Только спать, я обещаю. У меня и в мыслях сейчас ничего больше нет.
— Конечно, — без колебаний ответил он. Она лежала с закрытыми глазами, пока он проверял, заперта ли дверь, выключал свет, везде, кроме ванной; оставил дверь в ванную немного приоткрытой — пусть луч чуть освещает комнату. Проделывая все это, он быстро соображал: собаки и лошади обойдутся до утра. Для собак есть специальный вход в дом; впрочем, они будут спать наверняка в конюшне, а заслышав шум машины, выскочат встречать хозяина. Воды и сухого корма у них вдосталь. Лошадей он кормил перед тем, как уехал на вечер. Утром рано приедет на ранчо — они и не заметят, что ночью хозяина не было дома.
