Рискованный флирт - [2]

Себастьян не хотел становиться причиной ссоры. Особенно он старался не провоцировать маму на дурные слова, потому что Бог может рассердиться, и она умрет и попадет в ад. И тогда никто уже никогда не будет его тискать и целовать.

Так что Себастьяну не у кого было спросить, что с ним не так и что ему делать. Только Отца Небесного, но тот никогда не отвечал.

А потом, когда Себастьяну было восемь лет, его мать уехала вместе с горничной и не вернулась. Отец был в Лондоне, и слуги сказали Себастьяну, что мать поехала к нему.

Но отец вскоре вернулся, а мамы с ним не было.

Себастьян был призван в мрачный кабинет. Папа сидел за столом и выглядел очень угрюмым, перед ним лежала раскрытая Библия. Он велел Себастьяну сесть. Тот, трепеща, повиновался. Только это он был способен сделать, говорить он не мог – сердце его бешено колотилось.

– Прекрати приставать к слугам с расспросами о матери, – приказал отец. – Ты больше не должен о ней заговаривать. Она злая безбожница. Имя ей Иезавель, и «псы съедят Иезавель за стеною Изрееля».[1]

В голове Себастьяна кто-то громко закричал, так громко, что он почти не слышал отца. Но отец, кажется, не услышал крика. Он смотрел в Библию.

– «Потому что губы чужой женщины – как медовые соты, а рот слаще масла, – прочитал отец. – Но конец ее горше полыни, острее обоюдоострого меча. Ее ноги ступают по земле, и шаги ведут в ад», – Он поднял глаза от книги. – Я отрекся от нее, и в моем сердце радость, что дом моих отцов очистился от порчи. Больше мы не будем об этом говорить.

Он встал, дернул шнур звонка, и лакей увел Себастьяна. Даже когда закрылась дверь кабинета, когда они торопливо поднимались по лестнице, крик в голове Себастьяна не прекращался. Он пытался заткнуть уши, но крик продолжался, и тогда он сделал то, что мог: открыл рот и издал ужасающий вопль.

Лакей попытался его успокоить, но Себастьян ударил его, лягнул, и у него изо рта хлынули плохие слова. Он не мог их остановить. В нем взбесился какой-то монстр, с которым ему было не справиться. Монстр схватил вазу со стола и запустил ее в зеркало. Он грохнул об пол гипсовую статую. Он помчался в большой зал и принялся с криком бить все, до чего мог дотянуться.

Слуги сбежались на шум, но не решались тронуть ребенка, – всем и каждому было понятно, что он одержим дьяволом. Они стояли и, замирая от страха, смотрели, как наследник лорда Дейна крушит большой зал. Со второго этажа не доносилось ни звука, ни слова упрека. Дверь его светлости оставалась плотно закрытой – видимо, от дьявола, бушевавшего внизу.

Наконец толстая кухарка приковыляла из кухни, взяла на руки воющего ребенка, не смотря на то что он лягался и щипался, и прижала к груди.

– Ну-ну, деточка, хватит, – пробормотала она.

Не боясь ни лорда Дейна, ни демонов, она отнесла Себастьяна на кухню, выгнала помощниц, села на огромное кресло возле печки и качала рыдающего ребенка до тех пор, пока у него не осталось сил плакать.

Как и все в доме, кухарка знала, что леди Дейн бежала с сыном богатого кораблеторговца. Она поехала не в Лондон, а в Дартмур, где села на корабль любовника и отбыла с ним в Вест-Индию.

После истерических рыданий мальчика из-за того, что псы сожрут его мать, кухарке очень хотелось дать молодому хозяину разумное наставление. Молодой граф Блэкмор был самым уродливым мальчиком в Девоне, а может, и в Корнуолле, и в Дорсете. А еще он был угрюмый, вспыльчивый и обычно неприступный. Другими словами, он был всего лишь маленький мальчик, заслуживавший лучшей участи, чем та, что ему досталась.

Она сказала Себастьяну, что его папа и мама между собой не ладили и мама была так несчастна, что сбежала. К сожалению, для взрослой леди побег – еще большая ошибка, чем для мальчика, объяснила кухарка. Такую ошибку не прощают, и леди Дейн не сможет вернуться домой.

– Она попадет в ад? – спросил мальчик. – Папа сказал… – Его голос задрожал.

– Господь ее простит, – убежденно сказала кухарка. – Если он милостив, то он простит.

Потом она отвела Себастьяна наверх, прогнала суровую няньку и уложила мальчика спать.

Когда она ушла, Себастьян сел и снял с изголовья кровати иконку, Богородицу с маленьким Иисусом, которую ему дала мать. Прижав ее к груди, он стал молиться.

Его учили молитвам по вере отца, но сейчас он повторил ту, которую слышал от матери, когда сидел рядом и зажимал в руке прядь ее длинных волос. Себастьян так часто ее слышал, что выучил наизусть, хотя не настолько знал латынь, чтобы понимать слова.

– Аве Мария, гратиа плена, Доминус текум, бенедикта ту ин мульерибус, – начал он.

Он не знал, что отец стоит за дверью и слушает. Он не знал, что для лорда Дейна католическая молитва стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения.

Через две недели Себастьяна посадили в карету и отвезли в Итон.

После недолгого разговора с директором его втолкнули в необъятный дортуар, отдав на милость однокашников.

Лорд Уорделл, старший и самый важный в ближайших окрестностях, долго разглядывал Себастьяна, потом расхохотался. Остальные с готовностью подхватили. Себастьян замер и слушал то, что ему казалось воем тысячи гиен.