Ришелье - [53]

Французским историкам давно были известны народные бунты во Франции начала века; однако им не уделялось того внимания, которое они заслуживали до появления в 1948 году серьезной работы о них, опубликованной русским историком Б. Ф. Поршневым. По его мнению, бунты, хоть и возглавляемые иногда дворянами, были в основном спонтанными восстаниями крестьянства и городской бедноты. Несмотря на то, что восставшие первым делом непременно нападали на сборщиков налогов, они очень скоро обращали свой гнев против богатых вообще, поджигая замки и городские усадьбы без разбору, поскольку своими врагами они видели не столько корону, сколько феодальный строй в целом. Они жаловались не только на королевские налоги, но и на всю систему феодальных податей и барщины. Франция, согласно Поршневу, в XVII веке была все еще феодальным государством: экономическая власть оставалась в руках земельной аристократии, а королевский абсолютизм был в ее руках политическим средством увековечения своей доминирующей роли по отношению к остальному обществу. Монархия, другими словами, была частью феодального порядка, а королевское налогообложение просто централизованной формой получения дохода феодалами.

Марксистский подход Поршнева был встречен в штыки большинством французских историков. Ролан Мунье не согласился с тезисом о спонтанности бунтов. По его утверждению, все крупнейшие из них были организованы дворянами или чиновниками, а иногда и возглавлялись ими. Некоторые сеньоры, возможно, и вызывали ненависть своих крестьян, будучи жестокими и жадными, но большинство стремилось защитить крестьян от налогового пресса короны. Поступая таким образом, сеньоры защищали свои собственные интересы, поскольку увеличение королевских налогов неизбежно затрудняло выплату крестьянами феодальных сборов. Франция XVII века, согласно Мунье, уже не феодальное государство: ее экономика была в значительной мере пронизана капитализмом, а абсолютизм не только не был инструментом аристократии, но и развился в ущерб ей. Целью дворянства было не укрепление абсолютизма, а разрушение его за счет возврата в феодальное прошлое. Более того, классовая война была невозможна во Франции XVII века, потому что ее население было расслоено не по горизонтали в «классы», а вертикально — в «сословия» на основании общественного престижа, положения и почета, не связанных с производством материальных благ.

За последние годы появилось много новых исследований по народным бунтам во Франции XVII века. И. М. Берсе, изучавший восстания на юго-западе Франции, исключил любую связь между ними и неурожайными годами, голодом и чумой. Гораздо значительнее оказалась роль внезапного роста королевских налогов, которые попрали многие из местных институтов и привилегий. Берсе удачно назвал «налоговым терроризмом» те методы, которые правительство применяло со времен Ришелье. Они затронули все слои общества, включая нобилитет, так что бунт обычно принимал форму восстания всего города или деревни против королевского сборщика налогов. Примерно той же позиции придерживается и Пиллорже в своей работе о восстаниях в Провансе. Здесь они были значительно слабее и гораздо менее разрушительнее, чем в Аквитании. Большинство из них ограничивались отдельной общиной, и нет никакие свидетельств объединения пролетариата нескольких городов или деревень против богачей. Мадлен Фуазиль, специализирующаяся на восстании «босоногих», также не нашла свидетельств классовой борьбы. Восстание было строго локализованным: оно состояло из нескольких независимых восстаний, которые никогда не стремились к объединению сил. У восставших не было никакой программы социальной реформы: их единственной заботой была защита своих традиционных прав и привилегий против покушений на них центрального правительства.

Разжигание и поощрение аристократами крестьянских волнений наводит на мысль, что нобилитет был более подвержен в то время налоговому давлению, чем принято считать. Действительно, на протяжении первой половины века правительство систематически стремилось к ограничению налоговых привилегий. В районах с налогом taille personalle оно проводило проверки документов у лиц, заявлявших о праве на освобождение от налогов, и в случаях, когда такое право подтверждалось, правительство стремилось ограничить его действие только одним имением на человека. В районах с налогом taille reelle правительство стремилось заставить аристократов платить налоги за земли в их владениях, используемых недворянами. Еще одним способом выжать средства из аристократов были манипуляции с феодальным ополчением (ban и arreere-ban): оно созывалось только для того, чтобы его распустить за отступные в размере 15–20 % предполагаемого годового дохода феодала. Это был замаскированный налог.

Правительство не могло выбрать худшего бремени для выжимания денег из дворянства, доходы которого сократились в результате войны и экономического спада. Доклад, направленный королю после Собрания нотаблей 1626–1627 годов, отражает плохое финансовое положение всего сословия. В списках окружного суда в Амьене за годы после 1639 года значатся аристократы, освобожденные от представления рекрутов на основании бедности. В 1651 году аристократы жаловались: налоги стали настолько высоки, что их арендаторы неспособны платить аренду. Они жаловались также на вооруженные обыски налоговыми чиновниками и на ущерб, наносимый расквартированными у них солдатами. С учетом этих фактов неудивительно, что дворяне были недовольны и время от времени испытывали искушение присоединиться к другим социальным группам, противостоящим правительству.