Ришелье - [17]

Постоянно слышишь: «Род Медичи не был старинным; французская знать считала, что, связывая себя браком с Медичи, короли Франции совершают мезальянс» (Морис Аллем). Было позабыто их блистательное возвышение, их родственные связи и союзы. Вдова Генриха IV вела свой род от Лоренцо Великолепного великих герцогов Тосканских; и первых (по женской линии) от королей Польши (Ягайло), Венгрии и Чехии (Ягеллоны, а затем Габсбурги), германских императоров Габсбургов (Максимилиан I, Фердинанд I), королей Арагона (Фердинанд Католик) и Кастилии (Филипп Красивый, Хуана Безумная). Она была в родстве с герцогами Бургундскими, Капетингами и Валуа (Людовиком Святым, Филиппом VI, Иоанном Добрым), а также с миланскими Сфорца. Поколения банкиров буквально переполнены императорскими и королевскими родственниками. Мария Медичи насчитывала в своей семье трех пап: Льва X, Клемента VII и Льва XI. Она была — что составляло предмет ее гордости — внучатой племянницей Карла V. Ей привычна была гордость: меценатство, семья (Лоренцо Великолепный, Лев X), верность католицизму (Людовик Святой) являлись ее навязчивой идеей. Дочь Жанны Австрийской (1547–1578), внучка императора Фердинанда I и чешской принцессы Анны Ягеллонки, Мария Медичи была гордой представительницей Габсбургов, а ни в коем случае не грубой банкиршей; хотя верно и то, что прозвища просто так не раздаются.

Королева-мать, к счастью, была награждена и другим прозвищем — «Мать Европы». Она стала тещей Филиппа IV, короля Испании; Карла I Стюарта, короля Англии; Виктора-Амадея I, герцога Савойского. Она была тетей императрицы Элеоноры Гонзага, жены Фердинанда II; двух герцогинь Лотарингских и герцогов Мантуанских (Ферранте и Винченцо II). Однако многочисленных знатных родственников оказалось недостаточно, чтобы защитить ее от злой участи. «У нее было мало добродетелей и мало изъянов, — писал Ларошфуко. — Тем не менее, после такого блеска и величия эта принцесса, вдова Генриха IV и мать стольких королей, была упрятана в тюрьму собственным сыном-королем и кардиналом Ришелье, обязанным ей своей фортуной. Она была покинута другими королями, ее детьми, которые не решились даже принять ее в своих государствах, и умерла в нищете и голоде в Кельне после десятилетней травли».

Когда будущий кардинал привлек внимание королевы-матери, та, разумеется, не была еще Матерью всей Европы. Однако она пользовалась значительным авторитетом, ставшим следствием ее возвышения. Период ее регентства при дворе можно описать следующими словами:

Жить в эпоху Марии

Без лести и лжи,

Значит, жить в золотом веке.

Так судит об этом Франсуа де Ларошфуко, разоблачитель кардинальской диктатуры, ностальгически вспоминающий эпоху правления королевы-матери, как золотой век. Так же судит об этом Малерб, считавший себя пророком:

Взрастивши лилии[50], дожили мы до срока,

Когда твоей заботой поднялись они высоко.

Королева-мать, что говорит в ее пользу, поощряла и поддерживала своих сторонников. Вокруг нее вились всячески угождавшие ей дворяне из ее родни, которые позже разделили с ней черные дни (ссылку в Блуа, войны матери и сына и т. п.). Сама Мария также была привязана к вернейшим своим слугам, и епископ Люсонский долгое время был ее любимцем. В мае 1617 года в Блуа он уже являлся главой совета королевы-матери и хранителем ее печати; два года спустя (июнь 1619 г.) он становится по совместительству сюринтендантом ее дворца и финансов. Именно по настоянию своей матери все еще колеблющийся Людовик XIII добился для Ришелье кардинальской шляпы (1622), а впоследствии ввел его в Совет (1624). Поступая так, Мария Медичи имеет двойную мотивацию. Она хочет вернуться в правительство через парадный вход и рассчитывает иметь в лице епископа Люсонского безоговорочного союзника. Она страстная натура, во всех отношениях легковерная и наивная; эмоции она мешает с серьезными планами; она либо любит, либо ненавидит. И недалек день, когда она возненавидит того, кого так любила и кто предаст ее.

Столь иррациональный и чувственный характер сильно влияет на ее критический ум. Как и ее сын Гастон, Мария Медичи подвержена влиянию маленького клана сторонников крайних мер. В него входят кардинал де Бонзи († 1621), отец Шантелуб († 1641), аббат Луи де Рюсслей († 1622), доктор Вотье. Двое последних вскоре станут злейшими врагами Ришелье; в 1630 году, когда короля сочтут умирающим, Вотье решит, что кардинал собирается унаследовать его трон. В окружении королевы в Блуа также возникают конфликты на почве непомерных амбиций. Именно Рюсслей благодаря своим клеветническим инсинуациям был виновен во встрече «маркиза» Анри де Ришелье с «маркизом» де Темином — двух военных с горячей кровью, — встрече, ставшей роковой для старшего из братьев Ришелье. Они оба ждали от Марии Медичи назначения на пост губернатора Анжера…

По сравнению с другими начиная с 1619 года Арман Жан дю Плесси, с одной стороны, и Пьер де Берюль — с другой, придерживаются при королеве-матери умеренных позиций. Берюль из миролюбия стремится положить конец нелепому военному противостоянию королевы-матери и короля; Ришелье делает то же самое из политических устремлений. Остаться верным своей благодетельнице, при этом максимально угождая Людовику XIII, — вот его постоянная забота. Принижая роль Берюля, Ришелье претендует на то, чтобы убедить потомков, что именно ему Франция обязана быстрым и счастливым окончанием двух семейных войн. Обещание, а затем и получение кардинальской шляпы станет компенсацией за его осторожность и гибкость.