Рис - [13]
– Ты оскорбил души предков, У Лун. Берегись воздаянья!
Я не боюсь воздаянья. Краснея, У Лун крепко сжал между пальцами желтое платье. Вокруг никого. Отойдя в уголок, где обычно мочились, У Лун второпях приспустил вниз штаны, как вдруг крыса, испуганно пискнув, мелькнула меж ног и исчезла в пространстве двора.
Из торгового зала на пару с работником вышел хозяин. Судя по их разговору, в хранилищах рис был уже на исходе, а судно с товаром из южных провинций пока что не прибыло в порт. Хозяин был явно встревожен:
– Видать, у почтенного клянчить придется. Ох, сердце мое не на месте: захочет ли нам помогать?
– Пусть Чжи Юнь посодействует, – встряв в разговор, запищала Ци Юнь. – Чай, не зря развлекает вонючку. Неужто откажет в таком мелком деле?
Хозяин направил У Лун’а на пристань, чтоб тот с Крепышом занял баржу другую зерна. У Лун усомнился:
– Как баржу? Да кто же даст столько?
– Тут дело-то ведь не твое, – невнятно промямлил, прервав град вопросов, хозяин. – Ты топай себе, и весь сказ.
У Лун снова стоял на полуночной пристани. Прежние виды, знакомые звуки будили в душе неприятные воспоминанья. Прижавшись к каким-то тюкам, У Лун молча следил за людьми из Портовой Братвы. И как этот сброд будет рис занимать? У самой воды фонарей почти не было видно. Мачты и груды добра на причале казались во тьме мешаниной размытых теней. На ребячьем лице Крепыша, на котором У Лун каждый раз подмечал отпечатки былых злодеяний, читалась холодная скука. Это лицо порождало в нем страх, пробуждало в нем ненависть. Странно. Зачем Крепышу этот длинный ремень?
Братва взобралась на стоявший у пристани танкер, попрыгав с него на две баржи. Оба суденышка стали трястись и качаться. Лампы исчезли вдруг с мачт. У Лун разглядел, как одну из них вышвырнул в реку Крепыш. Ай да займ – настоящий грабеж! У Лун огляделся. Неужто никто не осадит братву? Где же люди с соседних посудин? А где в черной форме двуногие псы? Похоже, закон здесь не властен: есть люди, есть ружья – и делай, что хочешь.
Стоя на барже, Крепыш делал знаки У Лун’у быстрей подниматься на борт. Помявшись, У Лун влез на танкер и нехотя спрыгнул на баржу. В разбое участвовать он не хотел, но Крепыш, песьеглазый Крепыш и не думал его отпускать. Он меня никогда не отпустит.
Связанный, с кляпом во рту сторож баржи валялся на рисовой куче. Знакомые искры бессильного гнева в глазах – еще один жалкий бедняк. Охраняющий баржу зерна обречен на несчастье. Едва ли не знал он, насколько опасны сейчас времена. Рис мерцал в темноте тепловатыми белыми искорками. У Лун так любил блеск пряных зерен...
– Ты баржею править умеешь? – спросил вдруг Крепыш. – Всяк в деревне на это горазд.
– А я нет, – отшатнулся У Лун. – Из деревни, не значит умею.
– Башку мне морочишь? – вцепившись рукой в подбородок У Лун’а, Крепыш заглянул ему прямо в глаза. – Я по бельмам же вижу, что врешь. Быстро баржу к причалу! Зерно не разгрузим, я в реку тебя.
– Я умею, но плохо.
У Лун кое-как подвел к сходням тяжелую баржу. Из темноты появились какие-то люди и стали, должно быть, сгружать с баржи рис. У Лун, слыша шуршанье ссыпаемых зерен, не мог ничего разглядеть. Да на что тут смотреть: дело ясное – нагло, спокойно и слаженно взяли и спёрли две баржи зерна. У Лун убедился в правдивости слухов, гулявших по улице Каменщиков – для Портовой Братвы, опирающейся на бесстыдство и силу, вершить злодеяния «так же легко, как отверзнуть ладонь».
Что-то плюхнулось в реку. У Лун, обернувшись, успел разглядеть, как мужик, стороживший зерно, грузным камнем уходит под воду. Задрав вверх лицо, «озаренное бледным лучом безысходности», сторож как будто пытался промолвить чего-то сквозь хлопковый кляп. Тело кануло в бездну, оставив лишь рой пузырей.
– Там мужик за борт спрыгнул! – оставив кормило, У Лун попытался вслепую нащупать хоть что-то в воде. Но мужик уже был глубоко. На ладони остались одни лишь студеные капли.
– От жизни устал, – равнодушно заметил Крепыш. – Из-за риса паршивого в реку кидаться. Такому и жить-то не стоит. Считай, мы ему помогли.
У Лун прикоснулся к ладони. Она была стылой и влажной – такой же как камень, лежавший в тот миг на душе. Под мертвенным светом луны воды мутной реки устремлялись к востоку. Он думал, что зло, расползаясь как свора лесных муравьев, проникает везде. Сколько слабых беспомощных душ безвозвратно исчезло в стремнине? Своими глазами он снова узрел чью-то смерть. В этот раз ради баржи зерна.
Братва торопливо катила по тёмным проулкам гружённые рисом тележки. У Лун толкал тачку средь их вереницы. Передняя тачка вдруг встала у входа в недавно открытый лабаз. Из ворот его вышла какая-то тетка и стала о чем-то шептаться с ведущим братву Крепышом. Обернувшись, Крепыш помахал им рукой:
– Здесь мы пару тележек разгрузим.
– А здесь-то зачем? – вопросил пораженный У Лун. – Это ж рис для лабаза Большого Гуся!
– Рот захлопни, – ответил толкавший соседнюю тачку. – Ворованным рисом не только хозяин твой сыт. Днесь на это добро каждый виды имеет. К тому же тут платят поболе.
