Римский трибун - [47]

— Сильно ли пострадал курьер? — в волнении спросила Нина.

— С окровавленной головой, он едва добрался до гостиницы. — Кола ди Риенцо взял лежащий перед ним свиток. — Вот что пишет мне Петрарка: «…Гонец твоей светлости знает теперь по собственному опыту, какой гуманности, милосердия и справедливости можешь ты ожидать отсюда.

Мыслимо ли подобное злодейство! Напасть на безоружного, ни в чем не повинного юношу, сломать священный жезл — символ посольской неприкосновенности, разорвать драгоценнейшие письма, способные смягчить даже мраморные души. Таково господствующее здесь сейчас гостеприимство и милосердие! — Трибун возмущенно продолжал: — Нанося оскорбление твоему послу, тем самым пытаются оскорбить тебя, а в твоем лице защитника свободы и справедливости».

— Ясно одно, — тихо произнес художник, — папская курия начала против нас необъявленную войну. Климент Шестой стремится объединить баронов.

— Заговорщики еще не знают, что подкупленный убийца их выдал, — сказал Кола. — Надо вырвать у змеи жало, прежде чем она укусит.

— Что ты задумал? — быстро взглянула на мужа Нина.

— Я сделаю то, к чему призывает в письме мой друг Петрарка. Поэт дает добрый совет. — Трибун развернул свиток и негромко прочел: — «…Продолжай твердо, что начал. Ты славно поднялся. Иди же смело к остальному, сокрушая препятствия. Действуй решительнее и толстую жабу, спесиво изображающую из себя могучего вола, растопчи, сокруши, раздави!»

— Раздавить ту жабу не так просто, — в раздумье сказал Чекко Манчини.

— Тем не менее попробуем. — Кола ди Риенцо повернулся к брату Андреа, молча стоявшему у двери со своей неразлучной кожаной папкой. — Успел ли ты выяснить, кто из баронов, замешанных в заговоре, находится сейчас в Риме?

— Кроме Стефано Колонна-младшего и Лукки Савелли, все в городе, — с готовностью отозвался монах.

— Хорошо! Немедленно пошли каждому из них приглашение явиться ко мне в полдень на званый обед. Сегодня как раз праздник — день святого креста. Чтобы не возбудить подозрений, вызови сюда и других грандов. Пусть думают, что это обычная дворцовая церемония… А ты, — обратился трибун к жене, — распорядись накрыть стол в большом зале Совета. Приготовьте самое лучшее вино и снедь. Музыканты тоже должны быть на местах.

Проводив взглядом жену и молодого францисканца, отправившихся исполнять приказания, Кола усмехнулся:

— Враги не успеют опомниться, как будут в наших руках. Мы покончим с ними одним ударом.

— Слишком похоже на заманивание мышей в мышеловку, — поморщился Чекко Манчини. — К тому же в божий день, когда все мирно празднуют. Не в моих правилах действовать хитростью.

— В политике без нее не обойдешься, — возразил трибун. — Это, во всяком случае, лучше, чем убивать людей из-за угла.

— Не собираешься же ты схватить баронов лишь для того, чтобы потом помиловать?

— Помиловать? Ну нет! Они будут осуждены. Осуждены как убийцы и изменники. Но судить их будет открытый суд по всем правилам римских законов. — Кола нахмурился. — У нас достаточно улик, чтобы доказать преступность заговорщиков.

Трибун исподлобья взглянул на своего ближайшего соратника и, помолчав, добавил:

— Ступай готовь стражу. Выбери солдат понадежней. На столяра Паоло Буффа и наших из квартала делла Регола можно положиться.

* * *

В большом зале Совета Капитолийского дворца было шумно и весело. Римские гранды, приглашенные сюда, чтобы торжественно отметить день святого креста, дружно пировали за общим столом. Так как случай у моста Святой Марии держался в строжайшей тайне, ни у кого из заговорщиков не зародилось подозрений.

Недавние соперники из враждовавших родов Колонна, Орсини, Савелли и Аннибалдески мирно беседовали друг с другом. Кола ди Риенцо сидел в кресле между Стефано Колонна-старшим и главой дома Орсини бароном Ринальдо.

— Эту бутыль, — разливая вино, говорил Кола, — прислал наш друг Людовик Баварский. Германский король все еще рассчитывает стать римским императором. А в том серебряном сосуде — дар от другого Людовика, короля Венгрии. Они с Иоанной Неаполитанской просят, чтобы я побыстрее разрешил их спор. Скандальное убийство королевича Андрея грозит кончиться войной. Быть третейским судьей у таких особ — дело хлопотное.

— Зато весьма прибыльное, — заметил Ринальдо Орсини, разглядывая с видом знатока большие изумруды на горловине серебряного сосуда.

— Кто бы подумал, — пряча в седых усах усмешку, сказал захмелевший старик Колонна, — кто бы мог предположить, что сыну трактирщика и прачки доведется разбирать дела королей. — Барон одним духом осушил свой кубок и, воздев глаза к потолку, негромко добавил: — Боже правый, стоило прожить на земле девяносто лет, чтобы увидеть такое.

— Человека отличает не знатность рода, — вмешался в разговор Чекко Манчини. — Главное в нем ум и талант. Что толку чваниться чистотой крови, если в голове пустота.

— У плебеев мозги встречаются еще реже, — сдвинул брови Стефано Колонна. — Благородство происхождения не ценит лишь чернь. Наследственность играет большую роль даже среди животных. Можно ли равнять чистокровного скакуна с простым лошаком или породистую гончую с дворнягой?