Римский трибун - [36]

Расчет Колы ди Риенцо оправдался. Внезапность и решительность принесли успех. Ветральцы почти не оказывали сопротивления. Лишь небольшая часть гарнизона, состоявшая из наемников, верных ди Вико, укрылась за высокими каменными стенами городского кремля.

Против них в тот же день были пущены в ход тяжелые катапульты и баллисты. Огромные камни и бревна стали разрушать укрепления. Одновременно по приказу трибуна были усилены боевые действия на других участках. Осажденные замки префекта Риспампано и Бьеда подверглись жесточайшему обстрелу. Это решило судьбу дела. Через две недели после начала операций римской армией Джованни ди Вико вынужден был запросить мира.

* * *

Одна из просторных тюремных камер в глубинах подвала Капитолийского дворца имела необычный вид. Вместо покрытых прелой соломой нар там находились настоящие кровати с чистым бельем и теплыми одеялами.

Семеро обитателей камеры, по виду настоящие гранды, тоже мало походили на узников. Трое из них мирно дремали на кроватях, остальные вполголоса беседовали у стола.

— Напрасно ты поспешил. Нас подвел и сам сюда попал. — Граф Бертольдо дель Ангвилера укоризненно взглянул на Джованни ди Вико, с мрачным видом цедившего вино из кубка.

— Теперь справиться с ними будет еще трудней, — заметил сидевший рядом барон Лукка Савелли. — Война пошла им на пользу. Кола создал крепкую армию.

— Стефано Колонна предупреждал. Сейчас не время выступать, — добавил бывший сенатор Пьетро Агабито. — Мы должны пока выжидать, собирая силы.

— Не будь вы трусами, все бы кончилось иначе, — сердито отозвался ди Вико.

— Храбрость без осмотрительности справедливо считают глупостью, — усмехнулся Лукка Савелли. — Ты убедился в этом на собственном опыте.

— Я убедился лишь в том, что зря полагался на вас, — возразил Джованни ди Вико.

— Не надо спорить. Расскажи лучше, почему ты все-таки надумал явиться в Рим? — примирительно спросил у префекта Пьетро Агабито.

— Что же мне оставалось? — пожал тот плечами. — Продолжать сопротивление после падения Ветралла? Жители моих городов не желают сражаться против римлян. С одними наемниками много не навоюешь.

— Но гарнизон ветральского кремля еще держится.

— Через день-два осадные баллисты разрушат их стены. Римляне ворвутся и туда. По крайней мере, я сохраню свои имения. Таковы были условия…

— Полагаешь, Риенцо сдержит обещание?

— Пока он не нарушал слова. У меня нет оснований не доверять ему.

— Правда ли, что ты каялся при всем народном собрании? — подливая себе вина, спросил Лукка Савелли.

— Я принес присягу, как и остальные. — Ди Вико косо взглянул на барона.

— И тем не менее попал сюда!

— Трибун обещал освободить меня, когда вернется с армией после взятия ветральского кремля.

— Связи Рима с Тосканой теперь усилятся, — нервно теребя аккуратно подстриженную клином бородку, сказал граф дель Ангвилера. — Мало кто осмелится здесь противиться трибуну. — Он с опаской оглянулся на дверь и, понизив голос, продолжал — Синьору ди Брачча пришлось бросить семью и бежать из собственного замка. Почти все города Римской области признали суверенную власть Рима. Их примеру последовало герцогство Сориано. Говорят, лишь Никколо Гаэтано граф Фонди отказался подчиниться новому правительству.

— Одному Гаэтано долго не продержаться, — задумчиво сказал Джованни ди Вико. — Хотя граф доблестный рыцарь и войск у него не мало.

— Хуже всего, что среди нас нет единства, — со вздохом согласился Бертольдо дель Ангвилера. — Особенно эти Орсини. Думают лишь о себе.

— Придет время, и они поймут, с кем им по пути, — поднимая кубок, уверенно произнес Лукка Савелли. — В Авиньоне тоже рано или поздно спохватятся.

Барон выпил вино и спокойно достал из стоявшей перед ним объемистой корзины румяно поджаренную курицу…

— Хорошо, хоть разрешили родственникам носить снедь, — вздохнул Пьетро Агабито. — Прошлый раз приходилось есть невесть что наравне с ворами.

— Э… Воры! Честные! Все перепуталось, — теребя бородку, пробормотал старый граф. — Теперь воры ходят в судейских тогах.

— Скоро все вернется на свои места, — сказал Лукка Савелли. — Сумасброд трактирщик неизбежно вызовет общее недовольство. Пока еще чернь живет мечтами. Ждет от него то, чего он дать не может.

— Полагаете, они покинут трибуна? — выразил сомнение бывший сенатор.

— Навоз останется навозом, чернь — чернью, — обгладывая куриную ножку, усмехнулся барон. — Эти собаки взбунтовались, потому что вообразили, что им недостает свободы. Но едва они окажутся на свободе, их тотчас потянет к хозяину.

— Однако они могут выбрать иного господина, — тихо произнес Джованни ди Вико. — Риенцо вполне подходит для такой роли. Из него получился отличный правитель.

— Из Колы вышел трибун, — возразил Лукка Савелли. — То есть тот, кто служит толпе и защищает ее интересы. Он может повести ее за собой, захватить замок, город, даже целую страну, но никогда из него не будет настоящего правителя.

— Это почему же? — удивленно поднял брови префект.

— Да именно потому, что правитель — это тот, кто правит другими, кто заставляет других служить себе, а не прислуживает сам. Чернь всегда следует за тем, кто ее соблазняет, кто ею пользуется и потом топчет. Если ей дают слишком большую волю, она тотчас начинает проявлять недовольство и ищет себе нового господина. Поэтому самый бесталанный из нас может быть лучшим государем, чем Кола.