Римский медальон - [6]

— В наши дни, — продолжал свой репортаж журналист, — внимание критиков устремлено прежде всего к письмам и дневникам Байрона. Большая часть их разбросана по разным пыльным архивам, но поиски продолжаются… Одна из самых последних находок — дневник поэта, который он вел во время своего пребывания в Риме. Честь этого открытия принадлежит профессору Ланселоту Форстеру, который опубликовал часть дневника, примерно половину, в журнале «История литературы» Кембриджского университета… В завершение нашей Байроновской недели профессор Форстер прочтет здесь, в помещении британского посольства, лекцию на тему «Байрон в Риме»… Мы будем постоянно информировать телезрителей о событиях Байроновской недели. Дамы и господа, всего доброго.

* * *

Репортаж окончился. Журналист отложил микрофон и заговорил со своими знакомыми. Оператор выключил камеру. Публика почувствовала себя свободнее и перетекала из конца в конец зала, рассматривая выставку. Эдвард тоже вздохнул с некоторым облегчением, хотя врожденный артистизм и светские манеры помогали ему скрывать волнение.

Невысокого человека, следившего за ним, он так и не заметил. Задержавшись у одной из витрин с фрагментом рукописи Байрона, Эдвард прочитал надпись: «С любезного разрешения профессора Л. Э. Форстера»:

Имя Форстера встречалось на выставке везде и всюду — от подписей под экспонатами и витрины с журналом «История литературы» (4-й триместр 1970 года), в котором была опубликована его знаменитая статья, до афиши с эмблемой британского посольства, где крупным шрифтом было напечатано:

30 марта 1971 года

БАЙРОН В РИМЕ

Лекция профессора

Кембриджского университета

Л. Э. Форстера

Неожиданно внимание Эдварда привлек звонкий женский смех. Обернувшись, он увидел двух прелестных девушек в сопровождении невысокого элегантного джентльмена средних лет, державшегося с некоторой старомодной британской напыщенностью. На его плотной фигуре великолепно сидел твидовый костюм. В петлице пиджака, надетого поверх жилета старинного покроя, красовалась живая гвоздика.

Он развлекал своих спутниц шутливой беседой.

— И вы решили привести сюда нас обеих?

— Ну конечно, — джентльмен улыбнулся, — как я мог отказаться от одной из вас? Это было бы сущим мучением. И к тому же я люблю путешествовать втроем. Меня это вполне устраивает.

— Две женщины и один мужчина? — уточнила вторая девушка.

— Две женщины и я. Предположим, я, вроде Байрона, не считаю, что должен ограничивать свою свободу. Обратите внимание на это письмо. Великий поэт, большое сердце. Друг Италии и итальянцев… предпочтительно итальянок. У нас с ним, несомненно, много общего — я имею в виду себя и Байрона. — Англичанин добродушно рассмеялся.

Эдвард со все большим интересом присматривался и прислушивался к джентльмену в твидовом костюме.

— А это что за каракули? — Одна из девушек ткнула пальчиком в стекло. — Ничего нельзя разобрать.

Джентльмен бросил рассеянный взгляд на витрину.

— Это как раз страница из дневника римского периода.

Девушка принялась читать, едва ли не по слогам разбирая английский текст:

«ВЕЧЕР. ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ. ПЛОЩАДЬ С ПОРТИКОМ. РОМАНСКИЙ ХРАМ И ФОНТАН С ДЕЛЬФИНАМИ. УДИВИТЕЛЬНОЕ МЕСТО. КАМЕННЫЙ ПОСЛАНЕЦ. БОЖЕСТВЕННАЯ МУЗЫКА. МРАЧНЫЕ ЯВЛЕНИЯ».

— Что это значит?

— Не имею понятия, — ответил джентльмен. — Может быть, предчувствие смерти.

Далее внимание всех троих привлекла страничка со стихами <Здесь и далее стихи даны в переводе Н. Соколовской.>:

Я повернулся к Господу спиной.

Лежит греха дорога предо мной.

И я пошел, сомненья отметая.

Дорога зла вела меня, прямая

И страшная. Я вышел за порог,

И за спиной моей остался Бог.

Я шел, не видя Божьего лица.

Дорогу зла прошел я до конца,

Но душу потерял свою в пути.

Я грешник жалкий. Господи, прости!

Прочитав первые строки, одна из девиц спросила:

— Что это — его стихи?

— Исповедь. Байрон написал ее в ту же ночь, когда сделал запись в дневнике… Свидетельство сильного душевного кризиса. И весьма любопытно, что написано это по-итальянски.

— Вы буквально все знаете о Байроне!

— Почти, — разведя руками, без ложной скромности подтвердил джентльмен. — Остальное узнаю на днях. Один знаменитый историк литературы специально приезжает из Кембриджа, чтобы прочитать в Риме лекцию о Байроне — профессор Ланселот Форстер.

Одна из девушек засмеялась:

— Что это за имя?

— Ланселот. По-итальянски — Ланчиллотто.

— Как-то странно в наше время называться Ланчиллотто.

Эдвард с любопытством прислушивался к этой болтовне.

— На его месте я бы не стал обзаводиться семьей, — заметил джентльмен.

— Но каким образом это связано с именем?

— Так звали одного из рыцарей Круглого стола, — объяснил мужчина. — Эти люди вели суровый образ жизни и, кроме того, были связаны обетом целомудрия.

— Прошу прощения, — Эдвард вмешался в разговор, — но вы ошибаетесь. Ланчиллотто был большим любителем женских прелестей. Достаточно вспомнить его роман с королевой Гвиневрой.

— Думаю, вы путаете его с рыцарем Персифалем, — невозмутимо возразил джентльмен. — Так или иначе, я в вашем распоряжении, если вас всерьез интересует этот вопрос. Позвольте представиться — профессор Форстер, — отрекомендовался он с достоинством.