В конце ноября — декабре на юге Италии наступает горячая пора: сбор мандаринов, апельсинов, маленьких, плотных, золотистых шариков — удивительно удачного цитрусового гибрида: его кожица настолько тонка и нежна, что эти плоды едят не очищая, и во рту надолго остается ощущение мягкой свежести…
Мощные грузовики с прицепами день и ночь курсируют между огромными оранжево-желтыми рощами. Но по мере того, как деревцам возвращается их обычный весенне-зеленый наряд, все более странный вид приобретают обочины больших и малых дорог — ровными рядами и справа, и слева вырастают похожие на стога сена холмы только что снятых фруктов, и, как только они достигают нужной высоты (которую с точностью до сантиметра рассчитывают компьютеры с заложенной в них программой минимального расхода химиката), специальные машины с брандспойтами обрушивают на них соответствующую порцию нефтеобразной жидкости, и плоды очень быстро превращаются в ядовитую, играющую на солнце всеми цветами радуги массу. Так в Италии ежегодно уничтожаются тысячи и тысячи тонн цитрусовых.
Эта чудовищная по своей внутренней аморальности картина — своеобразная «визитная карточка» современного капитализма — могла бы уже сегодня «украсить» обложку «романа будущего» — предлагаемой советскому читателю книги Джузеппе Д’Агаты «Америка о’кей».
Художественное сравнение в данном случае более чем правомерно, поскольку жизнь этой созданной писателем фантастической страны протекает среди горообразных свалок, тоже окрашенных в самые яркие тона, и главный герой «радуется этому пестрому (разноцветному) празднику счастья, веселой пышности». Вырисовывающиеся уже на первых страницах книги гротескные контуры мира пошлости и духовной пустоты — таков, по мысли Д’Агаты, неизбежный финал пути, по которому идет нынешнее западное «общество благоденствия».
Сюжет романа прост: на каком-то этапе своей империалистической экспансии Америка (разумеется, путем прямого насилия) устанавливает свое господство на половине земного шара. Политика теперь официально упразднена, у власти стоит король-папа, окруженный зловещими кардиналами с евангелическими именами, а массам удалось внушить новую религию — «добровольного» отказа от материальных благ, иными словами, выбрасывания новых вещей на свалку. Таким образом — вот в чем убийственный приговор Д’Агаты, — поощряется производство ради самого производства, а все расширяющееся потребление носит чисто символический характер.
На финальных страницах романа мы узнаем, что и в этом государстве, чьим гражданам известно всего лишь двести слов, издаются книги, миллионы книг в великолепных переплетах, но вот ветер раскрывает один из фолиантов: внутри чистые белые листы. Эта белая пустота видится автору как символ бездуховности, и метафора еще более усиливается замечанием о том, что отбросы не издают дурного запаха.
Во всей стране осталось лишь несколько настоящих книг, и владеет ими один человек — главный герой романа уродец Рикки, который то и дело перечитывает шекспировского «Ричарда III»: в этом образе он узнает себя самого и стремится во всем подражать королю-злодею. (В конечном итоге Рикки удается захватить власть. Но для чего?..)
Фантастика или гиперболизированная реальность? Политика или сатира ради сатиры? Лингвистический эксперимент и идеология или прежде всего идеология, выраженная экспериментальными языковыми средствами? Все эти отнюдь не однорядные вопросы задавались именно в связи с «Америкой о’кей». Уже тот факт, что книга привлекла внимание итальянских критиков самой различной ориентации — в печати появились десятки рецензий, комментариев, откликов, — достаточно красноречив: Джузеппе Д’Агата, верный своим творческим поискам последнего десятилетия, вновь представил произведение неординарное, настолько многоплановое, что можно говорить о нем как о романе и политическом, и сатирическом, и фантастическом, и, конечно же, идеологическом. Однако основная причина обостренного интереса к книге все-таки, видимо, не в достигнутом автором органическом сплаве сложно сочетающихся в своей сути элементов: подобных попыток эксперимента в литературе Запада 70-х — начала 80-х годов предпринималось немало — были среди них и весьма удачные. Важное отличие новой работы Д’Агаты в общей панораме «романов будущего» определяется чрезвычайной актуальностью «Америки о’кей».
Казалось бы, всякое произведение, спроецированное в будущее, если оно отталкивается от наших сегодняшних тревог перед лицом крайне острой опасности ядерной катастрофы, уже в силу самой тематики может быть отнесено к разряду актуальных. Увы, это далеко не всегда так. Достаточно вспомнить в этой связи хотя бы сериалы английских и западногерманских фантастов, чьи книги, подхватывая мотивы Средневековья, рисуют яркие, но все же очень далекие от проблем современности картины жестоких и кровавых битв между чудом выжившими племенами, враждующими кланами и их непременными героями-суперменами, скопированными с сегодняшних Рэмбо, Джеймсов Бондов и им подобных, или же сознательно уходят еще дальше — в наполняющие ужасом истории Адамов с непременными Евами, которые бродят среди развалин мертвых городов…