Римские вакации - [72]

Дольше всех бились медведь с тигром. Медведь присел на задние лапы и молотил перед собой передними как заправский боксёр, а тигр, прижав уши и разинув пасть до невозможности, всё пытался в мелькавшие лапы вцепиться. В один момент тигр сунулся вперёд нерасчётливо и получил оглушительный удар по морде, отчего зашатался как пьяный, тряся башкой. Медведь же, вместо того, чтобы закрепить успех, встал на четыре лапы и заревел торжествующе. Тигр же молниеносно скользнул снизу и впился медведю в шею. Дальнейшее уже было делом техники. Медведь ещё пытался как-то тигра зацепить когтями, но тот, упёршись широко расставленными лапами и напряжённо дёргая хвостом, тянул вниз и вбок и вскоре повалил медведя на песок, на котором тут же образовалось тёмное пятно от крови.

Когда последняя звериная схватка закончилась, бестиарии-факельщики, стоявшие доселе праздными наблюдателями, свои факелы откинули, вытащили узкие длинные кинжалы, висевшие на поясах, и затеяли схватки со зверями-победителями.

Делали это они таким манером: пара бестиариев всячески зверя отвлекала, пользуясь тем, что маневр у того из-за цепи с пристёгнутым на другом конце поверженным оппонентом был ограничен, а третий бестиарий, улучив момент, прыгал сбоку и закалывал зверя одним ударом под лопатку.

Зрители каждому удачному удару рукоплескали.

Промашка вышла только со львом, который, как казалось, был настолько плох от полученных ран, что его даже и не стали отвлекать. Один из бестиариев, красуясь, помахал трибунам, изготовил кинжал и с некоторой ленцой попытался подкрасться сбоку, но лев с внезапной стремительностью кинулся на него, сбил с ног и в один страшный миг загрыз. Несчастный лишь раз дёрнул ногами и замер.

Трибуны произошедшему человекоубийству зарукоплескали намного энергичней, продемонстрировав местные нравы.

Для льва это был последний всплеск жизненных сил; он покачнулся и упал. Прочие бестиарии потыкали его кинжалами, но тот уже и не шелохнулся.

Снова появилась бригада уборщиков в чёрном, а с ними шуты гороховые, принявшиеся уже знакомо развлекать публику.

Служители сноровисто прибирались, цепляя звериные трупы крюками и утаскивая их с арены. Столь же деловито подцепили и уволокли труп убитого львом бестиария. Для того чтобы прибрать тушу тура, вывели упряжку лошадей.

Наконец, арена была приведена в должный порядок; последний шут, напоследок показав задницу, скрылся. Торжественно взвыли трубы, и на арену вышла процессия. Впереди шёл толстый важный дядька в белой тоге и алом плаще, за ним в шеренгу по двое шествовали гладиаторы в доспехах, но без оружия. Оружие охапками тащили позади них рабы.

Процессия неспешно обошла вокруг арены под активные вопли зрителей и остановилась посередине у разделительной стенки.

К важному дядьке подошёл раб, державший в руках два серебряных горшка. Дядька неспешно сунул руку в один горшок, достал оттуда что-то в виде таблички, потом залез в другой горшок, достал оттуда такую же табличку, изучил их и громогласно хорошо поставленным баритоном известил:

— Первая пара! Фракиец Стикс!…

Подошёл к распорядителю важным шагом один гладиатор. Зрители зарукоплескали, заголосили жизнерадостно.

— … против самнита Муррана!

Вышел вразвалочку, махая рукой трибунам, другой гладиатор. Публика ещё пуще завопила, словно приветствовала долгожданных спортивных звёзд.

— Что это, иностранцы, что ли, выступают? — спросил Боба.

— Да нет, какие тут иностранцы… — ответил Лёлик. — Просто у римлян такой обычай: как какое племя победят, так тут же и гладиаторов таким образом обзывают. Как раз с самнитов всё это пошло, как их изничтожили лет триста назад…

— Ишь ты! — покачал головой Боба. — Столько лет прошло, а всё помнят!… Какие злопамятные!…

Доспехи гладиаторов были разными. Тот, которого назвали фракийцем, имел на правой руке железный нарукавник, ноги его выше колена были тесно переплетены кожаными ремнями, голени прикрывали высокие железные поножи. На голове у него надет был шлем в виде металлической шапочки с широкими полями. На шлеме торчал султан из перьев. В левой руке гладиатор держал маленький круглый щит.

Доспехи самнита состояли из шлема с высоким гребнем и полностью прикрывавшей лицо маской, отчего тот походил на хоккейного вратаря, поножей — отчего-то только на левой ноге, нарукавника из железных полос на правой руке и большого продолговатого щита, сильно выгнутого по горизонтали.

В убранстве гладиаторов было кое-что общее. На каждом имелся широкий усеянный металлическими заклёпками пояс, из-под которого, прикрывая чресла, торчал кусок холщовой ткани, собранный так, что его треугольные концы свисали спереди и по бокам. Мускулистые торсы гладиаторов никакой защиты не имели.

— Что это у них доспехи какие-то странные, — отметил Боба. — Руки, ноги защищены, а живот голый, ничем не закрытый.

— Это специально, — пояснил Лёлик. — Ежели в руку, ногу ранят, то гладиатор жив останется, а биться не сможет. А тут если в живот саданут, то мало не покажется. И кровищи много. А римляне это любят.

Распорядитель повернулся к толпившимся сзади него рабам с оружием, выбрал короткий широкий меч и вручил его самниту; фракиец получил какой-то кривой ятаган, изгибавшийся чуть ли не под прямым углом.