Римские вакации - [12]

Шрифт
Интервал

Примерно на середине низины под гранитным валуном прямо у дороги обнаружился родник, из которого мы принялись до отвала пить ледяную изумительно вкусную воду, а, напившись, накинулись на Джона за то, что тот прошляпил нажать нужную кнопку, и нету у нас теперь походных фляжек. Джон вяло стал огрызаться, но тут вдруг Серёга вскинул руку и прошипел:

— Глянь, мужик в кустах…

Мы завертели головами, пытаясь немедленно узреть первого аборигена, но в плотных зарослях никого не обнаружили.

— Спрятался, гад! — воскликнул Серёга и показал: — Вон там рожа вылазила.

Кусты, подступавшие к самой дороге, еле заметно шевелились.

— Испугался, что ли? — предположил Джон, вглядываясь из-под ладошки.

— А чего нас бояться? — удивился Боба. — Мы добрые.

— А может того, разбойники?… — нервно предположил Лёлик.

— Точно! — поддержал версию Раис. — Одного распяли, а другие прячутся!

— Уходим, — кратко резюмировал Джон.

То и дело оглядываясь, мы торопливо продолжили путь. Никакие разбойники из кустов не выскакивали. Лёлик успокоился и начал обвинять Серёгу в дезинформации, из-за которой он толком не успел напиться.

Низина закончилась, а вместе с нею и заросли. Дорога полезла вверх на пологий, но высокий холм, увенчанный каменной скалистой верхушкой. Идти становилось всё тяжелее, тем более, вопреки кляузам Лёлика, на самом деле водою каждый из нас залился изрядно. И оная, под воздействием жгучего солнца и монотонной ходьбы, не замедлила начать выходить из организма обильным потом.

Наконец, изнемогая от ощущения многочасового пребывания в парилке и с трудом передвигая гудящие от непривычных нагрузок ноги, мы выбрались на вершину холма и поравнялись с неровным каменным боком скалы, дававшей желанную тень.

— Привал… — прохрипел Лёлик и плюхнулся на обочину, не снимая рюкзака.

Мы повалились рядом, переводя дух. На вершине дул ветерок, который в сочетании с тенью навевал некоторое подобие прохлады. Некоторое время все молчали, разглядывая окрестности, полные природных пасторалей, но не предъявлявшие ни одной живой местной души.

— А, может, вообще, куда-то не туда попали, — сказал задумчиво Боба. — Может, тут и вовсе людей нет.

— Ничего себе! — возмутился Лёлик. — А чего тогда прёмся как ходоки.

— А, интересно, сколько прошли? — спросил Раис, с кряхтением стаскивая боты.

— Километров шесть, — предположил я.

— Однако, пилить ещё сколько?… — капризно пробурчал Лёлик.

— А самое главное, куда? — заметил Джон.

— Ничего, куда-нибудь когда-нибудь дойдём, — успокоительно сказал Боба.

— Я сюда не в марафонах участвовать явился! — возмущенно выкрикнул Лёлик. — А развлекаться культурно.

— Тихо!… — воскликнул Серёга.

— Что, снова разбойники?… — издевательски начал Лёлик, но тут же осёкся.

Из-за скалы, куда заворачивала дорога, послышались неясные голоса и жестяное бренчание.

— Ну вот они, римлянцы!… — со смесью испуга и эйфории прошептал Раис и начал лихорадочно натягивать боты обратно.

Мы как по команде вскочили и вперились в угол скалы, скрывавший обзор. Звуки неотвратимо приближались, и, наконец, из-за поворота показалась целая процессия, вызвавшая в нас мнительное ощущение присутствия на съёмках исторического фильма.

Впереди, помахивая посохом размером с жердь с острым металлическим наконечником, вышагивал коренастый широкоплечий детина в рыжей шерстяной тунике с короткими рукавами, обнажавшими мускулы, достойные заслуженного культуриста. Его выпуклую талию плотно облегал кожаный шириной в ладонь пояс, украшенный бронзовыми бляшками; справа висел в ножнах то ли длинный кинжал, то ли короткий меч. На перевязи через плечо детина тащил туго набитый кошель размером чуть ли не с хозяйственную сумку, который при каждом шаге звякал глухо. Кошель, по всей видимости, был изрядно тяжёл, поскольку абориген для равновесия заметно отклонялся в сторону.

За ним на ушастом муле ехал багровый толстяк мрачного вида в белой хламиде. Сзади трусило ещё одно подобное животное, навьюченное всякой поклажею. Шествие замыкали два распаренных парня в потрёпанных туниках рыжего цвета. Каждый из них держал на плече крепкую длинную дубинку, окованную медными кольцами.

Вид явившихся аборигенов навязчиво казался каким-то странным и неестественным.

Процессия приблизилась. Детина внимательно и даже с некоторой опаской присмотрелся к нам, а потом гаркнул:

— Эй, вы, прочь с дороги!

Мы, хотя и стояли на обочине, отошли на всякий случай ещё подальше, прижавшись к самой скале.

Процессия медленно прошествовала мимо. Детина посмотрел на нас искоса, ухмыльнулся и покачал головой. Толстяк бесстрастно разглядывал кончик собственного носа. Парни, смотря на нас, неприкрыто загыкали; затем один другому важно сказал про идиотов-варваров, не знающих, как одеваются цивилизованные люди.

Мы молча смотрели им вслед, впитывая детали.

— Уф! — громко выдохнул Боба. — Гляди-ка ты, совсем на людей похожи.

— А какие же ещё они должны быть? — резонно спросил Джон.

— Слушай, а чего они такие коротышки? — с довольным видом спросил Раис, сам имевший неудовольствие быть приземистым, что, впрочем, обильно компенсировалось габаритами в ширину.

Действительно, неестественность вида аборигенов была в том, что все они оказались низкорослыми как недоедающие подростки, хотя и отличались пропорциями взрослых людей. И даже мулы были какими-то миниатюрными, словно не совсем настоящими.


Рекомендуем почитать
16.19.366: Малолетняя дочь

Сборник стихотворений («сборная солянка и винегрет») из семи главных ингредиентов: «Жизнь» (все о ней; по ней и для нее). «Тебе» (о любви; о ней от мужского и женского лица, к своему и не своему полу). «Мотивация» (побуждение к действию; как себя, так и других). «Дружба» (о ней; от мужского и женского лица, меж своим и не своим полом). «4 строчки» (короткие четверостишия; в которых качество превалирует над количеством). «Тен» (второе «я»; темное, как «тень»). «Я буду помнить» (ностальгия; по прошлому, настоящему и будущему). Содержит нецензурную брань.


Солнце-Нова

Грянула новая веха в освоении космоса, человечество распространилось повсеместно и вмешивается в естественный ход вещей. Антропогенез, как непреклонная сила меняющая всё и вся, дотягивается до звёзд. Главный герой, Проксимус Мора, журналист, работающий на издательство "Республика: Космос и Мы", побывал в каждой обжитой нашим видом системе. Его путешествие длится уже множество световых лет, почти половину жизни он провёл в разъездах по Млечному пути. И наконец очередное задание от редактора приводит его туда, где всё началось, без малого четыре миллиарда лет назад.


Закат Кимии

К 2040 году люди не отказались от мечты найти братьев по разуму – пусть от неё и отказался один конкретный космонавт. Холодная логика, научное мировоззрение и здоровый пессимизм – таковы, по его мнению, необходимые нормальному человеку черты, с ними никогда не ошибёшься. Так уж и никогда?..


Тацита

Земля сошла со своей орбиты и постепенно превратилась в оледеневший белый шар. Последняя надежда человечества легла на плечи десяти мужчин-космонавтов и десяти генетически модифицированных девушек Тацит. Успеют ли они отыскать подходящую для переселения планету и спасти умирающую людскую цивилизацию? Какие испытания им придется пройти в полете длиною в несколько десятков лет? Ответы вы узнаете в фантастическом рассказе "Тацита".


Земь

В 2221 году учёные доказывают, что во время Большого взрыва у Вселенной появился её близнец. Выпускники Спецшколы космонавтов отправляются в исследовательский полёт к братской планете. О подготовке космонавтов, их преодолении и поиске себя, открытиях и ошибках будущего, в том числе лингвистических, предельно честно рассказывает один из участников той самой экспедиции.


Кукла

Куклы всё помнят. И они очень не любят, когда их бросают.