Римские вакации - [10]
Дальнейшие наши деяния по пакованию багажа происходили при сосредоточенном молчании; лишь изредка раздавались в адрес Лёлика, пытавшегося набить свой мешок более воздухом, чем поклажей, короткие, но энергичные замечания.
Наконец, дело было завершено, упитанные рюкзаки переместились за спины. Можно было отправляться.
Глава 3
В которой герои вступают на древнеримскую землю и вскоре сталкиваются с аборигенами.
Нестройной гурьбой сгрудились мы у заветной двери.
— Ну вот и начинаются римские вакации, — пробормотал Лёлик, поправляя очки.
— Какие ещё акации!? — нервно возмутился Раис. — Я в садовники не нанимался!…
— Э-э, деревня, — презрительно процедил Лёлик. — Раньше так каникулы называли.
— Ну так и говори: римские каникулы, — строго заметил Джон, после чего с размеренным тщанием в третий раз повертел диском.
Повторились уже знакомые явления с пиликаньем, миганием лампочки и открыванием двери.
Теперь уже безо всякой опаски, гремя амуницией и пихаясь ею же, мы с трудом втиснулись в узкую каморку, которая, впрочем, словно бы и раздвинулась, поскольку даже Раису не пришлось поджимать свой мамон. После того, как мы все разместились, дверь незамедлительно задвинулась, сверху щёлкнуло, и раздался прежний голос:
— Уважаемые экскурсанты, перемещёние началось. Просьба соблюдать адекватность. За время перемещёния будет произведено ускоренное нейроналожение курса бытового латинского языка. Спасибо.
На мгновенье погас свет, раздался противный пульсирующий свист, от которого заложило уши и зашумело в голове. К счастью, длилось это совсем недолго. Серёга поболтал в ухе мизинцем и удивлённо спросил на родном языке Цицерона:
— Какого языка? Чего говорят? — потом открыл рот, крайне удивленно скосил глаза, словно пытаясь заглянуть в собственные мозги, и добавил уже на родном: — Ух ты, етит твою мать!…
— Полиглоты мы теперь, — важно прогудел Раис по-латински, тщательно выговаривая слова, будто пробуя их на вкус. — Ну, значит, поговорим с римлянцами, побалакаем…
— Внимание, пункт назначения. Приятного отдыха, — вновь прозвучало с потолка, дверь отъехала, и предстал перед нами серый размытый полумрак, в котором едва угадывалось нечто каменистое и угловатое.
— Ну… приехали… — тихо произнес Джон.
Лихорадочно выпихивая друг друга, мы выбрались наружу и оказались в пещёре. На дверной проём беззвучно наползла каменная плита, совершенно слившись с бугристой стеной. Впрочем, на плите бескомпромиссно имелась красная, словно изнутри подсвеченная кнопка, на которую Боба не замедлил нажать. Плита тут же вновь отъехала, открыв успокоительный интерьер хитрой каморки, и, повременив немного, вернулась на место.
— Ну ладно, пора, пожалуй… — неуверенно произнёс Джон и, обогнув торчавший прямо посередине прохода каменистый нарост в виде гигантского боровика, направился к выходу, горевшему невдалеке оранжевым сиянием солнечного денька.
Продравшись сквозь концлагерные переплетения дикой ежевики, мы очутились на склоне горы, поросшей потрёпанным кустарником, кое-как торчавшем на каменистом склоне.
Восхитительные ландшафты открылись нам. По всему окоёму вдалеке плыли в голубоватой дымке изломанные гряды гор; ближе, на круглых боках холмов зеленела трава, небольшими кучками толпились деревья. Скромная речушка, извиваясь змеёй, нестерпимо сверкала расплавленным серебром под лучами полуденного светила. Под самой горой меж высоких темнолистых кипарисов тянулась серая лента проселочной дороги. А дышалось бесподобно, полной грудью — со смакованием сладости ароматного, ещё не осквернённого дарами фабричных труб воздуха.
— Вот он, Рим… — мечтательно прошептал Джон, запрокинув голову в белесое, без единого облака небо.
Серёга подозрительно посмотрел вверх, и, не увидев там ничего подобного, возбуждённо бросил:
— Ну пошли, что ли!
— Приключений искать на свою… эту самую, — добавил Лёлик и скептически поправил очки.
Скача горными парнокопытными между повсюду разбросанных гранитных валунов, мы спустились к подножию горы. До дороги тянулся неширокий луг, в центре которого стоял покосившийся заросший вьюнами каменный четырехгранный столб, плавно перетекавший в скульптурное изображение бородатой головы с классическими чертами.
— Никак, бог местный? — предположил Боба.
— Сейчас, сейчас!… — заторопился Лёлик, схватился за свой справочник, который он сжимал под мышкой, полистал страницы и торжественно проинформировал:
— Этот столб называется гермой. Ею отмечали свои владения. В смысле, отмечают… Это от имени Гермеса, — торопливо уточнил Лёлик, глядя недовольно на Раиса, который, щурясь скабрезно, начал было рассуждать на тему двуполых существ.
Раис недоверчиво хохотнул, а потом приподнято заорал, расчехоливая камеру:
— А ну-ка, фотку на память! — он тут же схватил меня за рукав и порекомендовал: — Давай-ка сначала ты нас сфоткай, а потом поменяемся.
Я не нашёл причины отказаться, взял аппарат и, прослушав торопливые наставления по применению, отошёл подальше. Коллеги, оживлённо болтая, столпились плотно вокруг столба, стали принимать картинные позы, то и дело загораживая друг друга, так как каждый норовил оказаться на самом видном месте. Наконец, после препираний и толкания локтями всех устроившая композиция была создана; я поймал в видоискатель живописную компанию, предложил враз напрягшимся коллегам расслабиться и сделал пару снимков. Раис без обману подменил меня, приник к видоискателю, и также разок щёлкнул.
Сборник стихотворений («сборная солянка и винегрет») из семи главных ингредиентов: «Жизнь» (все о ней; по ней и для нее). «Тебе» (о любви; о ней от мужского и женского лица, к своему и не своему полу). «Мотивация» (побуждение к действию; как себя, так и других). «Дружба» (о ней; от мужского и женского лица, меж своим и не своим полом). «4 строчки» (короткие четверостишия; в которых качество превалирует над количеством). «Тен» (второе «я»; темное, как «тень»). «Я буду помнить» (ностальгия; по прошлому, настоящему и будущему). Содержит нецензурную брань.
Грянула новая веха в освоении космоса, человечество распространилось повсеместно и вмешивается в естественный ход вещей. Антропогенез, как непреклонная сила меняющая всё и вся, дотягивается до звёзд. Главный герой, Проксимус Мора, журналист, работающий на издательство "Республика: Космос и Мы", побывал в каждой обжитой нашим видом системе. Его путешествие длится уже множество световых лет, почти половину жизни он провёл в разъездах по Млечному пути. И наконец очередное задание от редактора приводит его туда, где всё началось, без малого четыре миллиарда лет назад.
К 2040 году люди не отказались от мечты найти братьев по разуму – пусть от неё и отказался один конкретный космонавт. Холодная логика, научное мировоззрение и здоровый пессимизм – таковы, по его мнению, необходимые нормальному человеку черты, с ними никогда не ошибёшься. Так уж и никогда?..
Земля сошла со своей орбиты и постепенно превратилась в оледеневший белый шар. Последняя надежда человечества легла на плечи десяти мужчин-космонавтов и десяти генетически модифицированных девушек Тацит. Успеют ли они отыскать подходящую для переселения планету и спасти умирающую людскую цивилизацию? Какие испытания им придется пройти в полете длиною в несколько десятков лет? Ответы вы узнаете в фантастическом рассказе "Тацита".
В 2221 году учёные доказывают, что во время Большого взрыва у Вселенной появился её близнец. Выпускники Спецшколы космонавтов отправляются в исследовательский полёт к братской планете. О подготовке космонавтов, их преодолении и поиске себя, открытиях и ошибках будущего, в том числе лингвистических, предельно честно рассказывает один из участников той самой экспедиции.
