Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана - [33]

Южная Галлия, благодаря своему положению лучше, чем какая бы то ни было другая провинция, защищенная от всякого неприятельского нападения и представлявшая собой, подобно Испании и Андалузии, богатую маслиной страну, достигла при императорском правительстве высокой степени процветания и городского развития. Сохранившимися до наших дней памятниками этого процветания являются амфитеатр и саркофаги некрополя в Арле, этой «матери всей Галлии», театр в Оранже, храмы и мосты, еще теперь стоящие в Ниме и его окрестностях. В северных провинциях исконное благосостояние страны также повысилось благодаря длительному миру, который был принесен в страну чужеземным господством, установившим, правда, не менее длительный налоговый гнет. «В Галлии, — говорит один писатель эпохи Веспасиана, — источники богатства находятся в самой стране, и изливающееся из них богатство распространяется по всему миру»¹⁷. Быть может, нигде не было обнаружено столько роскошных вилл, как здесь, преимущественно на востоке Галлии, на Рейне и его притоках; здесь перед нами с полной ясностью встает облик богатой галльской знати. Упомянем знаменитое завещание лингон-ского аристократа, который предписывает воздвигнуть ему надгробный памятник и статую из италийского мрамора или из лучшей бронзы и в числе прочего сжечь вместе с его прахом все его снаряжение для охоты и ловли птиц; другие источники также говорят нам об огороженных на пространстве в несколько миль охотничьих парках в стране кельтов; Ксенофонт эпохи Адриана рассказывал о выдающейся роли, которую играют кельтские охотничьи собаки и особая категория кельтских охотников, и не преминул присовокупить, что Ксенофонту, сыну Грилла, не могла быть известна постановка охотничьего дела у кельтов. В этой же связи следует упомянуть тот замечательный факт, что в римской армии эпохи империи кавалерия была, собственно, кельтской, не только потому, что она рекрутировалась в Галлии, но и потому, что ее приемы маневрирования и даже технические термины в значительной части были заимствованы от кельтов. Здесь можно видеть, как после исчезновения старой гражданской кавалерии эпохи республики Цезарь и Август реорганизовали кавалерию по галльскому образцу, используя для нее галльских рекрутов.

Основой этого благосостояния знати служило земледелие, подъему которого энергично содействовал сам Август и которое по всей Галлии, за исключением разве только степного пространства на аквитанском побережье, приносило большие доходы. Выгодным занятием, в особенности на севере, было также скотоводство, а именно: раз-ведение свиней и овец, которые вскоре приобрели большое промышленное значение. Скотоводство начало поставлять товары для экспорта; менапская ветчина (из Фландрии), а также атребатские и нер-вийские суконные плащи (в окрестностях Арраса и Турне) в более поздний период расходились по всей империи.

Особенный интерес представляет развитие виноделия, которому не благоприятствовали ни климат, ни отношение правительства. Стужа «галльской зимы» надолго вошла в пословицу у южан; в самом деле, нигде граница Римской империи не заходила так далеко на север, как здесь. Однако еще более тесные границы развитию виноградарства Галлии создавала торговая конкуренция Италии. Правда, бог Дионис вообще совершал свое завоевание мира медленно, и только шаг за шагом изготовляемый из хлебного зерна напиток уступал место соку виноградной лозы; однако именно запретительная система была причиной того, что в Галлии, по крайней мере на ее севере, пиво продержалось в качестве обычного хмельного напитка в течение всей империи, и еще император Юлиан во время своего пребывания в Галлии вступил в конфликт с этим лже-Бахусом*. Правда, императорское правительство не шло так далеко, как в свое время республика, которая полицейским распоряжением запретила разведение винограда и маслины на южном берегу Галлии; однако жители Италии эпохи империи были достойными сынами своих отцов.

Процветание обоих крупных торговых городов на Роне, Арля и Лиона, в немалой степени было обязано сбыту италийского вина в Галлию; этот факт свидетельствует также о том значении, которое имело в то время виноделие для самой Италии. Если один из самых рачительных правителей на императорском престоле, Домициан, издал приказ уничтожить во всех провинциях по крайней мере половину виноградных лоз¹⁸, что, разумеется, не было выполнено буквально, то на основании этого можно заключить, что правительство все же сильно стесняло распространение виноделия. Еще в эпоху Августа виноделие было неизвестно в северной части Нарбонской провинции, и если в скором времени оно стало развиваться и здесь, то все же еще в течение столетий оно, по-видимому, ограничивалось пределами Нарбонской Галлии и Южной Аквитании. Из галльских вин в период процветания империи пользовались известностью лишь аллоброгские и битуригские, т. е., по нашей терминологии, бургундские и бордоские¹⁹. Лишь тогда, когда италийцы выпустили из своих рук бразды правления империей, т. е. в течение III в., это положение изменилось, и император Проб (276—282) разрешил наконец провинциалам свободно заниматься виноделием. Вероятно, лишь в результате этого разрешения виноградная лоза пустила крепкие корни на берегах Сены и Мозеля. «Я провел, — пишет император Юлиан, — одну зиму (это была зима с 357 по 358 г.) в милой Лютеции, как называется у галлов городок паризиев на маленьком окруженном стенами острове посреди реки; вода там прозрачна и превосходна на вкус. Зима там довольно милостива к жителям, и они/выращивают хороший виноград, а некоторые даже смоковницы, причем на зиму обкладывают их соломой, словно одеждой». А немного позже поэт из Бордо в своем прелестном описании Мозеля рисует, как виноградники окаймляют эту реку по обоим берегам «так же, как лозы родные златую венчают Гаронну».