Римская сатира - [71]
Цезарь кифару взял. Остались дальше лишь игры,
200 Новый для Рима позор. Не в оружье хотя б мирмиллона,
Не со щитом выступает Гракх, не с изогнутой саблей;
Он не хочет доспехов таких, отвергает с презреньем,
Шлемом не скроет лица; зато он машет трезубцем;
Вот, рукой раскачав, висящую сетку он кинул;
Если врага не поймал, — он с лицом, открытым для взоров,
Вдоль по арене бежит, и его не узнать невозможно:
Туника, до подбородка расшитая золотом, с крупной
Бляхой наплечной, с которой висит и болтается лента.
Даже секутор[336], кому приказано с Гракхом сражаться,
210 Худший позор при этом несет, чем рана любая.
Если б народу был дан свободный выбор, то кто же —
Разве пропащий какой — предпочел бы Нерона Сенеке?
Чтобы его казнить, не хватит одной обезьяны[337],
Мало одной змеи, одного мешка для зашивки.
Сын Агамемнона то же соделал, но повод другой был:
Разница в том, что по воле богов за родителя мстил он.
Был Агамемнон убит среди пира; Орест не запятнан
Кровью Электры-сестры, ни убийством супруги-спартанки[338],
Он не подмешивал яд никому из родных или близких.
220 Правда, Орест никогда на сцене не пел и «Троады»
Не сочинял. За какое из дел, совершенных Нероном
В годы его свирепств, кровавой его тираннии,
Больше должны были мстить Вергиний и с Виндиком Гальба?
Что за деяния, что за художества в цезарском роде:
Радость позора от скверного пенья на чуждых подмостках,
Данная греками честь — заслужить венок из петрушки[339]!
Предков портреты укрась призами за собственный голос
И положи ты к ногам Домиция сирму[340] Тиеста,
Маску, в которой играл Антигону ты иль Меланиппу,
230 Ну, а кифару повесь хоть на мрамор родного колосса.
Можно ль, скажи, Катилина, найти родовитость такую,
Как у тебя, у Цетега? И все ж вы, как варваров дети,
Точно отродье сенонов, готовите ночью оружье,
Пламя несете домам, угрожаете храмам пожаром —
Дерзость, что кару несет зажженных, как факелы[341], туник!
Консул, однако, бдит, укрощает ваши знамена:
Новый, незнатный совсем человек из Арпина[342], недавно
Всадником бывший простым, повсюду ставит заставы,
Трудится по семихолмому Риму средь граждан смятенных...
240 Подвиг такой в стенах столицы принес ему славу
С именем, равным тому, что после добыл Октакий
Близ Левкады, в полях фессалийских мечом, обагренным
Цепью убийств, — и Рим, свободный тогда, Цицерона
Провозгласил отцом, отцом отечества даже.
В Вольских горах другой арпинец, над плугом наемным
Изнемогая, просил за работу поденную плату;
После того по башке получал суковатою палкой,
Если ленилась кирка и медленно шло укрепленье.
Он-то и взял на себя опасность великую в деле
250 С кимврами и лишь один защитил весь Рим трепетавший.
После побоища кимвров, что поле устлали телами, —
Более крупных клевать даже ворону не доводилось, —
Знатный товарищ героя[343] имел лишь вторую награду.
Дециев дух был плебейским, плебейскими были и сами
Их имена, но богам преисподней, земле их отчизны
Было довольно двоих за все легионы и войско
Римских союзников всех и за все поколенье латинов.
Деции сами дороже, чем все, что они сохранили.
Самый последний из добрых царей, заслуживший трабею[344],
260 Прутьев пучки[345], диадему Квирина, был сыном служанки[346].
Консула же сыновья[347], которым надо бы сделать
Нечто великое ради свободы, что превзошло бы
Подвиг Коклекса и Муция[348] подвиг или же девы[349],
Тибр переплывшей, тогда границу всего государства, —
Тайно изъяли засов у ворот для возврата тираннов.
Раб сенату открыл преступление, зревшее втайне:
Плачьте, матроны, об этом рабе! А тех справедливо
Палок карает удар и первая римская плаха.
Лучше отцом тебе был бы Терсит, лишь бы сам с Ахиллесом
270 Сходен ты был и владел оружьем работы Вулкана,
Чем Ахиллес породил бы тебя на Терсита похожим.
Сколь далеко бы ни взял и сколь в глубь веков ни подвинул
Имя свое, — ты ведешь свой род от подлого сброда[350].
Первый из предков твоих, кто бы ни был он, пусть пастухом был
Или таким, что о нем и вовсе думать не стоит.
САТИРА ДЕСЯТАЯ
Вплоть до Востока, до Ганга, немногие только способны
Верные блага познать, отличив их от ложных и сбросив
Всех заблуждений туман. В самом деле, чего мы боимся
Или разумно хотим? К чему приступить так удачно,
Чтобы потом не понять, когда совершится желанье?
Боги нередко весь род губили, внимая моленьям
Этого рода. Ища гражданской и воинской славы,
Ищем себе мы вреда. Смертоносно для многих искусство
10 Стройных и страстных речей. Иной, полагаясь на силу[351]
Рук, изумленья достойных, погиб. Еще чаще гораздо
Душат богатства людей, когда с черезмерной заботой
Их накопили и так их имущество все превосходит,
Как из Британии кит простых превосходит дельфинов.
Так вот в жестокое время Нерона его приказаньем
Целая рота солдат заперла Лонгина, замкнула
Сенеки пышного парк, заняла Латераново зданье
Чудное; ну, а в каморки солдаты обычно не входят.
Если ты ночью, отправившись в путь, захватишь немного
20 Утвари из серебра, ты меча и копья побоишься
И задрожишь, коли тень тростника при луне шевельнется.
Идя ж без клади, поет и разбойников встретивший путник.
Первая наша мольба, прекрасно известная храмам, —
