Римская сатира - [24]
Тирсом. Вопят: «рвий, к нам!» и ответное вторит им эхо».
Разве писали бы так, будь у нас хоть капелька старой
Жизненной силы отцов? Бессильно плавает это
Сверху слюны на губах, и Менада и Аттис — водица:
По столу этот поэт не стучит, и ногтей не грызет он.
«Но для чего же, скажи, царапать нежные уши
Едкою правдою нам? Смотри, как бы знати пороги
Не охладели к тебе: рычит там из пасти собачья
110 Буква»[144]. По мне, хоть сейчас пусть все окажется белым!
Я не мешаю. Ура! Все на свете идет превосходно!
Нравится? Ты говоришь: «Запрещаю я здесь оправляться!»
Парочку змей нарисуй[145]: «Это место свято! Ступайте,
Юноши, дальше!» Я прочь. Бичевал столицу Луцилий —
Муция, Лупа, — и вот об них обломал себе зубы:
Всяких пороков друзей касается Флакк хитроумный
Так, что смеются они, и резвится у самого сердца,
Ловко умея народ поддевать и над ним насмехаться.
Мне же нельзя и шептать? хоть тайком, хоть в ямку? Напрасно?
120 Все же зарою я здесь. Я видел, я сам видел, книжка,
Что у Мидаса-царя ослиные уши. И тайну
рту и смеха тебе, пусть вздорного, ни за какую
Я Илиаду не дам. Ну а ты, вдохновенный Кратином
Дерзким и над Евполидом и старцем бледнеющий славным[146],
Глянь-ка: пожалуй, и здесь ты услышишь созрелое нечто.
Пусть зажигается мной читатель с прочищенным ухом,
А не нахалы, кому над крепидами[147] греков смеяться
Любо, и те, кто кривых обозвать способен кривыми,
Кто зазнается, кто горд италийского званьем эдила[148]
130 И разбивал где-нибудь в Арретии ложные мерки;
Да и не тот, кто хитер издеваться над счетной доскою[149]
Иль над фигурой на мелком песке и готов потешаться,
Ежели кинику рвет его бороду наглая девка.
Им я — эдикт[150] поутру, после полдника дам «Каллирою».
САТИРА ВТОРАЯ
День этот светлый тебе еще один год прибавляет.
Гению лей ты вино. В подкупной ты не просишь молитве
Благ, о которых богам ты лишь на ухо мог бы поведать.
Знати же добрая часть возливает тишком и кадит им:
Ведь не для всех хорошо бормотанье и шепот невнятный
Вывесть из храмов и жить, своих не скрывая желаний.
Совести, славы, ума откровенно просят и громко,
А про себя и сквозь зубы цедя, бормочут: «О, если б
10 Дядюшка сдох, то-то смерть была бы на славу! О, если б
Заступ ударился мой о горшок с серебром, поспособствуй
Мне, Геркулес! Или как-нибудь мне извести бы мальчишку,
После которого я ближайший наследник! Паршивый
Он ведь и желчный! А Нерий жену уже третью хоронит!»
Чтобы молитву свою освятить, ты трижды поу´тру
Голову в Тибр окунёшь и ночь очищаешь рекою.
Ну-ка, ответь, — мне узнать желательно сущую малость, —
Кем ты Юпитера мнишь? Предпочел бы его ты, положим,
Хоть... — «Ну, кому же?» — Кому? Хоть Стайю! Иль ты не уверен,
20 Кто из них лучший судья, кто к сиротам заботливей будет?
Ну, так то самое, чем ты Юпитера слух поражаешь,
Стайю, попробуй, скажи. «О Юпитер, блаженный Юпитер!» —
Он бы воскликнул. А сам к себе не воззвал бы Юпитер?
Думаешь ты, он простил бы тебя, коль скорее при громе
Сера священная[151] дуб, чем тебя и твой дом, поражает?
Иль потому, что веленьем овечьих кишок[152] и Эргенны
В роще твой труп не лежит, обегаемый всеми и жалкий,
Бороду дергать тебе свою позволяет Юпитер
Глупую? Платой какой, какими такими дарами
30 Уши богов ты купил? Потрохами и ливером жирным?
Вот вынимают, смотри, богомольные тетки и бабки
Из колыбели дитя и лобик и влажные губки
Мажут сначала слюной, поплевав на перст непристойный[153],
Чтобы дитя освятить и от глаза дурного избавить;
Нянчат потом на руках и для мальчика тщетно надежду
То на Лицина поля, то на Красса палаты лелеют:
«Пусть пожелают в зятья себе царь и царица младенца,
Девушки жаждут и, где б ни ступил он, пусть вырастет роза!»
Я же кормилице так просить не позволю, Юпитер,
40 Ей откажи, хоть она и молилась бы в белой одежде.
Требуешь крепости мышц и бодрого в старости тела.
Пусть, но роскошный твой стол и тяжелые пряные яства
Сильно мешают богам и Юпитеру просьбу исполнить.
В жертву быка принося, Меркурия просишь умножить
Ты состоянье свое: «Ниспошли благоденствие дому,
Даруй стада и приплод!» Да как это можно, несчастный,
Раз у тебя на огне столько сальников тает телячьих?
Но настоять на своем он кишками и жирной лепешкой
Все-таки хочет: «Уже разрастаются поле, овчарня,
50 Вот уже просьбы мои исполняются, вот уж...» — покамест
«Плакали денежки» он, обманувшись в надеждах, не скажет.
Если б тебе надарил я серебряных чаш с золотою
Толстой отделкой, то ты вспотел бы, конечно, и сердце
В левой груди у тебя от восторга в слезах бы забилось.
Вот и пришла тебе мысль покрывать священные лики
Золотом, взятым в боях: «Пускай среди бронзовых братьев
Те, о которых идут сновиденья без бреда больного,
Главными будут и пусть стоят с золотой бородою».
Золото выгнало медь Сатурнову с утварью Нумы,
60 Урны весталок собой заменяя и тускскую глину.
О вы, склоненные ниц, умы, не причастные небу,
Что за охота вносить наши нравы в священные храмы
И о желаньях богов судить по плоти преступной?
Это она, разведя в нем корицу, испортила масло,
И калабрийскую шерсть осквернила пурпуровой краской,
И выцарапывать нам из раковин жемчуг велела,
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге собраны предания и поверья о призраках ночи — колдунах и ведьмах, оборотнях и вампирах, один вид которых вызывал неподдельный страх, леденивший даже мужественное сердце.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
…«Песнь о Нибелунгах» принадлежит к числу наиболее известных эпических произведений человечества. Она находится в кругу таких творений, как поэмы Гомера и «Песнь о Роланде», «Слово о полку Игореве» и «Божественная комедия» Данте — если оставаться в пределе европейских литератур…В. Г. Адмони.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами одно из величайших сочинений древнегреческого мыслителя Платона, написанное в 360 г. до н. э., по сию пору не утратившее крайней актуальности. Сочинение выстроено по принципу бесед, посвященных проблемам устройства идеального государства. В диалоге также содержится систематика и краткий критический анализ шести форм государства, размещенных автором последовательно – от наилучшего к худшему: монархия, аристократия, тимократия, олигархия, демократия и тирания.Издание снабжено подробным предисловием и обстоятельным комментарием к каждой части бесед, которые были написаны переводчиком сочинения, русским философом В.Н.
Явившись в Средние века «Иероглифика» Гораполлона, потрясла европейские умы и легла в основу алхимического и розенкрейцерского символизма. Вдохновленный ею Альбрехт Дюрер создал серию гравюр. Художники и ученые мужи позднего Ренессанса любили интерпретировать иероглифы. Манускрипт Гораполлона на протяжении следующих полутора веков оставался самым понятным и доступным – и в то же время наиболее спорным – источником знания по символам и их значениям. Даже открытие того, что текст содержит слова и символы из греческих и латинских источников, не уменьшило его авторитета.
В настоящем издании вниманию читателей представлен перевод знаменитой поэмы Нонна из Хмима «Парафраза Святого Евангелия от Иоанна» («Деяния Иисуса»). Поэтический пересказ Благовестия апостола Иоанна языком Гомера — единственный в своем роде христианский «эпос» (более 3600 строф!). Поэма не являлась апокрифом — её читали в монастырях и храмах Востока. Первый русскоязычный перевод «Деяний Иисуса» увидел свет только в начале XXI в.
Утерянное более полутора тысяч лет назад апокрифическое Евангелие от Иуды было найдено в пещере в пустыне на территории Египта. Национальное географическое общество подвергло ветхий папирус скрупулезнейшему исследованию: химики на основе новейших методов датировки подтвердили возраст находки, а лингвисты и историки провели текстологический анализ, установивший ее подлинность. После этого отпали любые сомнения в исторической и религиозной ценности документа.Перед вами — первая публикация Евангелия от Иуды на русском языке.
Апология, которую афинский философ Аристид держал пред императором Адрианом (Императору Титу Адриану Антонину, Августу и Пию, Маркиана Аристида, философа из Афин).Перевод сделан А. Покровским с греческой версии Апологии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.