Римская Галлия - [81]

Таким же образом установились апелляции от низшего судьи (iudex pedaneus) к провинциальному наместнику (praeses); от iudex datus к тому, кто назначил его[952]; от legatus proconsulis к самому проконсулу[953]; от муниципальных магистратов, юрисдикция которых лишь терпелась, к praeses, который обладал настоящею судебною властью.

Благодаря установившейся административной централизации провинциальный губернатор был ответствен сам за свои приговоры. Могущественные сановники, которые управляли Лугдунскою, Бельгийскою, Аквитанскою провинциями, являлись все-таки только послами Цезарей, то есть уполномоченными лицами. Император, истинный всеобщий проконсул, поручал им управлять и судить в известной области от своего имени, так что в сомнительных случаях они должны были сами обращаться за справками к императору, который присылал им из Рима свои решения. Естественно, что и от этих уполномоченных должна была установиться апелляция к верховной власти, дававшей полномочие. Правило это распространилось, в силу подражания, на провинции сенатские. В этих провинциях апелляция направлялась к сенату; в провинциях императорских стали апеллировать к императору. Впрочем, такое разделение было скорее теоретическим, чем реальным. В Дигестах сохранилось несколько императорских рескриптов, которые устанавливают, что проконсулы – частные люди в сенатских провинциях – также должны обращаться к императору с вопросами и просьбами. Позже в Кодексах различение исчезло совершенно, и все уже прямо стало направляться к государю. Трибунал императора в конце концов сделался верховным судилищем для всего государства[954].

Историки часто изображают нам императоров самолично отправляющими правосудие. Восседая на возвышенном судейском седалище, публично, они выслушивают защитников, обвинителей и истцов; они наказывают преступления и разрешают тяжбы. Когда они не руководят войнами, большая часть их дней отдается именно этой судейской работе. Из всех судей империи больше всех занят, без сомнения, сам император[955].

Право апелляции явилось таким образом последствием централизации. Не может быть сомнения, что это новое право было встречено с большою радостью населением. Историки, законы, надписи – все источники свидетельствуют, что императоры получали огромное количество жалоб изо всех провинций. Тогда-то произошло нечто аналогичное тому, что должно было замечаться во Франции ХІV века, когда все прониклись желанием судиться непременно y короля. Люди тем более питают доверия к судье, чем более он от них далек и чем сильнее его могущество, и история не показывает, чтобы вообще монархическая юстиция вызывала ненависть в народах.

Описанная судебная организация Римской империи вызывает сначала в уме идею деспотизма. Человек ХІХ века естественно склонен думать, что она придумана была только в интересах государей. Но весьма вероятно, что современники иначе оценивали ее. Они сравнивали римскую юстицию с различными формами судоустройства, которые известны были их предкам, и все заставляет нас думать, что они предпочитали ее последним.

Нельзя сказать, чтобы населению никогда не приходилось страдать от установленного императором суда. Чиновники, представители общественной власти, подвержены были, конечно, всякого рода человеческого страстям и порокам: они могли быть корыстолюбивы, и тогда происходило то, что Аммиан Марцеллин рассказывает про одного судью ІV века: «В его провинции каждый подсудимый, которому нечего было дать, терпел неминуемо обвинительный приговор, всякий же богатый оправдывался за деньги»[956]. Подобные факты, хотя они и являлись исключениями, все же случались, по-видимому, не безусловно редко, и надзор центральной власти над областными начальниками не всегда парализовывал возможность повторения таких злоупотреблений. Могло еще происходить, что сам наместник был человек честный, но подчиненные его недобросовестны; писцы, секретари, канцелярские чиновники обладали тысячью способов избавить от наказания виновного и засудить невинного; против таких-то людей выражался так строго сам римский законодатель: «Пусть удержат свои хищные руки слуги и чиновники магистратов, или меч закона поразит их; мы не потерпим, чтобы они продавали за деньги доступ к юстиции, вход в трибунал, ухо судьи, они ничего не должны получать от прибегающих к правосудию»[957].

Самым важным и серьезным недостатком этой юстиции, которая на всех ее ступенях была в руках государственных чиновников, являлось то, что в очень многих делах государство оказывалось одновременна судьею и одною из сторон. Шел ли, например, спор о собственности на какую-нибудь землю между государством и частным человеком, первое решало вопрос[958]. Разбирался ли случай так называемого оскорбления величества, то есть преступления, совершенного против безопасности государства или особы государя, его судили также представители государства и агенты государя. Обвиняемый мог апеллировать только от одного чиновника к другому; против решения императора уже нельзя было обращаться ни к какому другому суду. Против действий общественных властей не существовало никакой гарантии; жизнь и состояние людей зависели от них безусловно. Надо еще прибавить, что часто практиковавшиеся в виде наказания конфискации приводили к тому, что государству всегда были выгодны обвинительные приговоры