Рим. Книга 2. Легионы просят огня - [42]

— Кто это? — спрашивает Пилат. Нумоний Вала морщится. Подозреваю, что варвар явился без приглашения. Впрочем, если германец пьет вино, а не пиво, это терпимо.

Вошедший — седоватый, грузный, но все еще очень крепкий мужчина. Одет со спокойной роскошью, как варвар. Зато манерами подражает римлянам — сдержанный и холодный. Он даже вполне убедителен в этой роли…

Но рядом с Арминием, царем херусков, впечатления не производит.

Нет.

Нумоний пожимает плечами:

— Это Сегест, царь хавков. Наш основной — помимо Арминия, царя херусков — союзник здесь, в Германии. Его народ один из самых многочисленных. Хавки — серьезная сила, префект.

Пилат медленно кивает.

— Я понимаю. А рядом с ним кто?

Поворачиваю голову, моргаю. Арминий!

Они едва не сталкиваются плечами. Смотрят друг на друга — молча. Затем Арминий с Сегестом, не обменявшись и кивком, расходятся в разные стороны. Воздух между ними словно покрылся коркой альпийского льда.

— Легаты, — Арминий подходит к нам. — Префект.

— Выпьете, царь? — предлагает Нумоний Вала. Арминий — один из немногих варваров, которых легат Восемнадцатого уважает.

* * *

— Конечно, я царь. Rex.

Голос Арминия рокочет низко и приятно, латынь грамотна и изящна. И только легкий варварский акцент выдает провинциала. Ставил Луций себе произношение или так получилось само, из‑за долгой жизни в Германии? Не знаю.

— Я — царь, которого выбрали общим собранием народа. Конечно, я достоин этого по происхождению — мой род богат и знаменит, но этого мало. Царя должны признать воины. Когда я вернулся из Паннонии с трофеями и славой, мужчины херуски, имеющие право носить оружие, избрали меня царем. Они прокричали мое имя трижды и подняли меня на щит. Так я возглавил свой народ.

«Сколько же воинов было на том собрании? Несколько тысяч?», думаю я. Херуски большое племя. Тьфу, проклятье! Луций — Арминий убедителен настолько, что даже я начинаю ему верить…

— А если собрание решит выбрать другого царя? — спрашивает Пилат.

Арминий пожимает плечами, улыбается.

— Тогда что вы сделаете? — Пилат не собирается отступать. Упорный малый.

— Он подчинится желанию своего народа, — говорит Нумоний Вала. — Верно, префект?

— Так и есть, — кивает Арминий. — Легат совершенно прав. Как у вас, римлян, говорится? Если таково желание моего народа, то я умываю руки.

Пилат медлит.

— Я считаю это… не совсем правильным.

— Как и я, префект… Как и я.

Мы смеемся.

Арминий прощается и уходит.

— Какой интересный человек. Он мог бы быть консулом, — говорит Пилат. — Жаль, что он родился варваром.

Чудовищное обаяние все‑таки у моего братца. Даже на человека, который его впервые видит, Луций произвел сильное впечатление.

К глубокой ночи некоторые из нас плохо стоят на ногах. Но префект конницы из Пятого Македонского — крепкий парень. Он еще пытается философствовать.

— Когда власть избранных заменяют властью толпы… — и Пилат качает головой. Рассказ Арминия явно не дает ему покоя.

— Не дай боги вам когда‑нибудь столкнуться с желаниями толпы, префект, — замечает Нумоний. По легату Восемнадцатого трудно понять, сколько он выпил. — Это страшная сила, поверьте. Зря вы ее недооцениваете. Она может заставить вас сделать то, чего сами вы никогда бы делать не стали.

Легат Восемнадцатого точно злится на кого‑то. Отрывисто произносит слова, не глядя на собеседника.

— Вряд ли такое случиться, — Пилат серьезен, но в глазах мелькают насмешливые искорки. — Но если даже случиться, надеюсь, я сумею сделать правильный выбор, легат. Свой выбор.

Мы с Нумонием переглядываемся. Нумоний поднимает бровь. Эх, префект.

Молодость, молодость. Как ты наивна!

Даже я смотрю на его девятнадцать лет свысока.

— Не сомневаюсь, — говорит Нумоний мягко. — Не сомневаюсь.

* * *

За окном таверны «Счастливая рыба» медленно синеет сумрак. Однорукий поднимает чашу с вином и нюхает. Ставит на стол, не пригубив. Все как обычно. Тиуториг, беловолосый варвар с ледяными глазами, никогда не пьет. Словно боится, что его отравят.

— Это будет… непросто, — говорит он.

Человек смотрит на Тиуторига в узкие прорези серебряной маски.

— Но возможно?

— Конечно.

— Что ты предлагаешь?

Тиуториг медлит, затем говорит:

— Атакуем здесь и здесь. — Он склоняется к столу и показывает на карте. Она непривычная, но можно приспособиться. — Одновременно отрезаем хвост и голову каравана… Главное, полная внезапность. Затем добиваем тело.

Человек в серебряной маске кивает.

— Хороший план. Только мы кое‑что изменим…

Он говорит. Тиуториг слушает, затем кивает. Так действительно лучше.

— Может сработать, — он чешет культю левой рукой, зевает.

— Вар сделал глупость, отправившись в лес с обозом, — говорит человек в серебряной маске.

— Он еще ее не сделал.

Серебряная маска качнулась. Тиуторигу показалось даже, что она улыбается.

— Сделает. Обязательно сделает.

* * *

На следующий день я прибываю в Ализон. Мокрые и раскисшие от ночного дождя улицы. В лужах отражается серое небо. Мне нужно увидеться с Туснельдой.

Знает ли она, кто такой Арминий?

Хороший вопрос.

— На самом деле Рима нет, — говорит Туснельда.

Шорох зелени вокруг нас, запах цветов — последних в этом году, и черное пятно няньки, сидящей на приличном расстоянии — так, чтобы нас не слышать.