Рим. Книга 2. Легионы просят огня - [41]

Фурий Люпус спит.

Хороших снов много не бывает.

* * *

Префект лагеря Семнадцатого Морского, Спурий Эггин выходит из палатки.

Навстречу ему — человек в военной тунике, в кожаном панцире, украшенном серебряными силуэтами кабанов. На щеке у человека — большая бородавка.

— Префект Эггин! Какая встреча! — говорит человек с бородавкой. Или это бородавка говорит за человека.

— Префект лагеря Цейоний, — Эггин холодно кивает. Он знает этого придурка. Цейоний — заместитель командира Девятнадцатого легиона. Он выслужился из центурионов, так же, как и он, Эггин. И это единственное, что у них общего.

«Интересно, хотя бы собрать лагерь Цейоний способен?», думает Эггин.

Сегодня и увидим.

— Куда‑то торопитесь, префект?

Эггин с досадой останавливается. Голова трещит жутко. Вчера он напился, как обычно, до полного бесчувствия. Чтобы не думать. Чтобы — забыть.

Но знать это Цейонию не обязательно.

— Дела, — поясняет Эггин сухо. — Прошу меня простить, префект.

Он идет, а за его спиной Цейоний насмешливо улыбается, в сузившихся глазах стынет обида.

— Что вас насмешило, префект? — спрашивает его Гортензий Мамурра.

Цейоний поворачивает голову, улыбка натянута на лицо, как свиная кожа на барабан.

— Этот… — кивает Цейоний в сторону шагающего Эггина. — Кажется, только в Риме не знают, что он не поделил с одним из своих центурионов рыжую шлюху. И она вроде как выбрала старшего центуриона Волтумия. Что неудивительно.

— Действительно забавно. — Гортензий Мамурра кривит тонкие губы в улыбке. — И что, эта шлюха…

— Руфина, — говорит Цейоний.

— Эта Руфина… очень хороша?

Цейоний медлит.

— Очень.

* * *

Мне кажется, я понимаю, что было в глазах Нумония Валы, когда он говорил о германцах…

«Они не слижут кровь с наших пальцев. Нет, Гай».

То был не лед. Не насмешка. Не презрение. Нет.

То был — ужас.

«Они откусят нам пальцы».

— Легат, — склоняет голову Эггин. Это коренастый, сильный человек. Крутой затылок выдает упрямство. Обветренное лицо — опыт и плохую кожу. Пористый нос с багровыми прожилками — страсть к выпивке.

— Префект лагеря, — говорю я. — У меня есть основания полагать, что скоро что‑то произойдет.

Эггин смотрит невозмутимо.

— Основания? — переспрашивает он. Словно ему непонятно только это слово.

Сукин сын.

— Не буду вдаваться в детали, префект. Вот мое… хмм… пожелание. Удвоить караулы. Обслуживающие команды, лесорубы, фуражиры, обозники, пекари — вне лагеря должны передвигаться под усиленной охраной. Все. Легион перевести на военное положение. Это ясно?

Некоторое время Эггин молчит. Я почти вижу, как за толстой черепной костью неторопливо шевелятся мысли.

Что‑то вроде «тога», гражданский, понаехали тут. И прочее.

— Да, легат, — говорит он наконец.

Когда германцы впервые столкнулись с Римом, их приняли за выходцев из Преисподней. Бледная кожа — настолько бледная, что кажется синеватой. Желтые волосы. Огромный рост, чудовищная сила. Голубые глаза.

И полное отсутствие чувства самосохранения.

Полуголые германцы бросились на железный строй легионов, радостно вопя и скалясь…

«Ти — ваз! Ти — ваз!»

Добежали.

И два наших легиона поминай, как звали.

Варвары ничего не боялись. Словно германцам было все равно. Словно они уже были мертвые.

Забавное совпадение: они пришли с Севера.

А вход в Преисподнюю, как известно, находится где‑то там…

Тевтоны и кимвры, два германских племени, здорово нас тогда потрепали.

И только Гай Марий сумел справиться с ними. Чуть позже — Юлий Цезарь. И дальше — Друз, прозванный Германиком. Получается, для достойного отпора германцам понадобились таланты двух великих полководцев и одного незаурядного!

А спустя несколько лет на север пришли мы. В ответ.

— Я все сделаю, — Эггин язвителен. — Любые ваши пожелания, легат. Не стесняйтесь.

Вот сукин сын, повторяю я мысленно.

— Можете идти, префект.

* * *

В палатке Нумония Валы, командира Восемнадцатого легиона — гости. Сегодня у нас дружеская попойка. Варвары там, не варвары, а выпить надо.

Горят светильники. Мраморные философы выглядят в этом свете еще угрюмее. Губастый Сократ глядит перед собой слепыми глазами. Он бы уж точно не отказался промочить горло!

— Гай, — окликают меня.

— Позвольте представить, легат, — говорит Нумоний. — Это Понтий Пилат, префект конницы из Пятого Македонского. За искусство в обращении с оружием его прозвали Золотое копье. Здесь он по поручению своего командира.

— Легат, — кивает Пилат. Среднего роста, крепкий. С умными — даже слишком — глазами. На руке префекта я вижу золотое кольцо всадника. Сколько Понтию лет? Девятнадцать, двадцать? Несмотря на молодость, у него лицо настоящего солдата.

Пятый Македонский. Хороший, говорят, легион.

— Префект, — говорю я. — У меня к вам просьба. Недавно в ваш легион отправился один из моих солдат. Возможно, вы его знаете… Оптион Марк по прозванию Крысобой. Думаю, его нетрудно узнать. Он — настоящий великан.

Пилат медлит, затем кивает. Его серо — желтые, звериные глаза внимательно рассматривают меня.

— Кажется, я его знаю. Я прослежу за его судьбой, легат.

Он похож на честного человека, поэтому я киваю тоже.

— Хорошо. Спасибо.

Пока мы обсуждаем новости из Паннонии, появляется новый гость. Варвар. Здоровается с хозяином, кивает нам, как равным. Смешно.