Рим: история города - [72]
Делать здесь заказы бывает забавно. Меню, стоит признать, ничем вас не удивит: обычный набор полдюжины блюд, которые вы увидите повсюду — saltimbocca[54], scaloppina[55], spedini[56] — спросите, можете ли вы на это посмотреть. Рядом с кухонной дверью стоят столы, стонущие под грузом уродливых кастрюль из оцинкованного железа, наполненных съедобным содержимым. Баклажаны, артишоки и перцы под блестящей кожицей поражают глубиной ярких красок. Порционные куски телятины ждут, когда их бросят на гриль или на сковороду; отварная говяжья нога выглядывает из-под большого куска сливочного масла, готовясь к тонкой нарезке. А вот и рыба. Здесь можно увидеть жаренную во фритюре мелочь, меч-рыбу и морского окуя, лаврака[57], уставившего на тебя сверкающие глаза — признак свежести. После такой экскурсии вы уже словно наелись и, кроме отменно приготовленных артишоков, на ленч уже можно ничего больше не заказывать.
Обед слегка отличается. Джино предлагает лазанью (похоже, его любимое блюдо), и это хорошо. Как я уже говорил, фирменным соусом к пасте здесь является amatriciana. Когда я в качестве туриста впервые посетил этот ресторан вместе с друзьями, мы пробовали заказать разные primi[58], указанные в меню, однако юный тогда еще Антонио со скучающим видом отвечал, что их нет — поп се. Мы, наконец, спросили, что же у них есть. Антонио — мысли его, по всей видимости, занимала либо девушка, либо футбол — пожал плечами и сказал, что есть bucatini, по всей видимости, удивляясь, что ему нужно отвечать на такой глупый вопрос. В тот же день погас свет, и я в первый раз увидел синьору дель’Омо, кулинарную волшебницу заведения, она выскочила из кухни как фурия. Казалось, что ее беготня и крики сотворили чудо: через несколько минут лампы и свечи снова зажглись, а она немедленно вернулась в свое кухонное царство. По вечерам здесь подают involitini, очень вкусные рулеты из говядины с разной, в зависимости от сезона, начинкой. Более сытные блюда появляются холодной весной или в начале дождливого декабря.
Хотя мне всегда очень нравилось сюда ходить, только недавно я почувствовал себя здесь как дома: меня узнают, привечают, на прощание предлагают digestivo. Может, я нелегко схожусь с людьми, но надо признать: раньше я не хотел переходить определенную границу в отношениях с padroni[59]. Хозяин ресторана должен быть вежлив с посетителями, а дружба с ними — явление исключительное. В Риме, однако, отношения такого рода в барах или ресторанах устанавливаются довольно быстро, органично входя в жизнь района. Я иногда задумываюсь, уж не еда ли объединяет людей с разными интересами. Кристофер Кининмонт, живший в Риме в 1950-х годах, упоминает о нескольких дешевых ресторанах, которые он посещал. Ему нравилась веселая обстановка, шутки собиравшихся там молодых мужчин. Он намекает на подтекст такого веселья. Или, может, мне это показалось? Думаю, что нет:
Дверь таверны распахнулась, и с полдюжины парней, толкаясь и гогоча, словно черти, выскочили на улицу… где их тотчас вырвало. Самого крупного прижали к парапету моста, где он запросил пощады. С громким смехом все вернулись в таверну, увлекая за собой и нас. Компания расселась за большим столом с разбросанными по нему картами. Там уже сидели два элегантных и не слишком молодых человека с пальцами в кольцах. Они нетерпеливо ждали… Неизвестно, являлась ли такая встреча, по выражению мисс Банкхед, «официальным представлением». Позже мы узнали, что являлась.
Тон повествования Кининмонта становится еще более нескромным, когда он рассказывает о встрече с молодым автомобильным механиком. Свидание произошло в безлунную ночь под арками Колизея. Ничего не случилось, или, по меньшей мере, атмосфера 1950-х годов не позволила ему разгласить подробности, даже если и что-либо произошло. Кининмонт постоянно описывает Рим в ночные часы, что совершенно расходится с распорядком дня Мортона, встававшего засветло. Если Кининмонт медленно затягивается сильной сигаретой, то Мортон выжимает себе апельсиновый сок:
Как я уже говорил, мне нравилось выходить из дома до шести утра, когда воздух свеж, а Рим еще толком не проснулся… В этот ранний час солнце стоит низко, касаясь куполов, башен и труб Рима, чуть позже оно обрушится вниз на стены, и тогда половина улицы станет золотой, а половину окутает сумрак.
Мортон — монах среди писателей-путешественников — увлекающийся, целомудренный и немного педантичный. Послевоенный Рим с шикарными ночными клубами на виа Венето, с более принятой гетеросексуальной культурой, принадлежит третьему члену этого трио, Сесилу Робертсу. В начале глав своей книги он обычно сопровождает привлекательную женщину в какое-нибудь увеселительное место. В руке аперитив, с губ слетает очередная острота:
— Я хочу пойти на виа Витториа, — сказал я как-то утром своей спутнице, зная, что она неутомимый пешеход.
— Как странно, именно туда и я хотела пойти! — воскликнула она. — Что тебе там понадобилось?
— Красавчик Принц Чарли.
— Какое отношение он имеет к виа Витториа?
— А ты почему захотела туда пойти?
