Рим: история города - [57]

В пятидесятых годах Мортон считал цены на чай умеренными. Об этом написано в его книге «Рим: прогулки по Вечному городу» (1960). Он обладал очень хорошей памятью путешественника, принадлежащего к среднему классу. Помнил, как обстояло дело в 1920-х годах и был привычен к возрастающей дороговизне труда домашней прислуги. Он схватывает атмосферу места, замечательно сравнивает разные периоды, хотя я сомневаюсь относительно описания им «современной» одежды.

«Чайная Бэбингтон» продолжает готовить чай в мире, очень отличном от мира 1893 года. Сомневаюсь, правда, что мисс Бэбингтон понравились бы нынешние, в открытых майках и разноцветных пляжных рубашках из Майами, туристы, которые теперь сюда заходят. Но есть и другие клиенты. Вы сразу обратите внимание на небольшие кружки графинь и маркиз, попивающих чай и беседующих на том английском, которому их обучили великие послы Англии в Италии — английские гувернантки. Покойный король Испании Альфонсо любил чай и был убежденным бэбингтонцем.

Мортон всегда носил твидовый костюм и галстук, и интересовали его больше marchesi[46], а не туристы в «разноцветных пляжных рубашках из Майами».

По мнению Луиджи Бардзини, британский интернационализм, свойственный «Чайной Бэбингтон», был своего рода фетишем для римской буржуазии, посещавшей чайную в период между двумя войнами. Они «проживали свои жизни в соответствии с поведенческими установками, заимствованными из-за границы»: французские романы, английские гувернантки, швейцарские школы, американские фильмы. Такое настроение прекрасно воссоздано в романе Альберто Моравиа «Равнодушные», а позднее в сентиментальном, но увлекательном автобиографическом фильме Франко Дзеффирелли «Чай с Муссолини».

Американцы в Риме

Аристократы Старого света уже двести лет устраивали себе giro d'Italia с непременной зимовкой в Риме, а их заокеанским визави глаза на эту страну открыл XIX век. Американцы пустились в дорогу в начале нового столетия и первый свой визит нанесли британским кузенам, поскольку еще не оперившиеся Штаты сохраняли нейтралитет в наполеоновских войнах. К концу века, после воссоединения Италии, американцы воспользовались расширением границ города, и в Риме, наряду с английской, появилась и американская колония. Она разместилась на Пинчо, Эсквилине и в долине между этими холмами, что более или менее соответствует нынешней виа Витторио Венето, где находится посольство США. Наиболее известными среди тех, кто остался в Италии, был североамериканский скульптор и поэт Уильям Стори (1819–1895), автор известного произведения, посвященного Риму, — «Roba di Roma» («Римское платье»). Он много лет прожил в больших апартаментах палаццо Барберини вместе с семьей и постоянно прибывающими гостями. В его гостеприимном доме побывали такие европейские знаменитости, как Браунинги, Ганс Христиан Андерсен, Эдвард Лир. Натаниель Готорн посетил колонию соотечественников после окончания службы в американском консульстве в Ливерпуле. В этом английском городе он написал роман «Мраморный фавн» и сделался популярным писателем своего времени. Среди одиноких американских женщин, отстаивавших право на пешие или конные прогулки без сопровождения (!) (на родине такое поведение считалось приемлемым, а в Риме вызывало шок), была Маргарет Фуллер, лондонская подруга Карлейлей и ярая сторонница Мадзини. Ее письма и дневник зимы 1848/49 года являются важным свидетельством реакции иностранцев на политическую сумятицу революционного года.

Среди самых необычных американских посетителей Рима в то время можно отметить разведенную жену брата Наполеона, Жерома — Элизабет Паттерсон. Она была дочерью балтиморского купца, а с молодым Бонапартом познакомилась после того, как тот отслужил в американском флоте. Ее деверь, французский император, возражал против их брака, несмотря на то, что в семье родился сын. Только после ссылки Наполеона на остров Святой Елены она появилась в Риме среди отправленных в ссылку членов императорской семьи. Принцесса Полина Боргезе, преданная сестра императора, увековеченная скульптурой работы Кановы, представившей принцессу в виде Венеры, радушно ее приняла, а мать Наполеона посадила за семейный стол в палаццо Бонапарт, рядом с бывшими королями и кардиналом Фешем (дядей Наполеона). Состарившись, Элизабет Паттерсон в середине века покинула Рим и вернулась в родной Балтимор. Линия американских Бонапартов продлилась до середины XX века. Его потомок стал при Рузвельте генеральным прокурором.

Несмотря на взлеты и падения рода Бонапартов, Франция, хотя и временно, аннексировала Папскую область (1809–1814), незаконно провозгласив себя Итальянской республикой (с Наполеоном в качестве президента). Ей на время удалось завладеть двумя сказочными римскими зданиями. Во дворце Фарнезе с 1635 года помещалось французское посольство, но в XVIII веке в результате политических игр неаполитанские Бурбоны сделали его своей главной римской резиденцией. Бонапартисты вновь забрали дворец, а в обмен на эту собственность отдали большой отель в Париже.

В вилле, построенной в 1540 году для кардинала Риччи ди Монтепульчано, французское правительство в 1802 году разместило академию. Это здание больше известно как вилла Медичи, поскольку в XVI веке его занимали кардиналы Алессандро (1510–1537) и Фердинандо (1549–1609) Медичи. Академия предоставила помещение художникам-лауреатам Римской премии с тем, чтобы они совершенствовали свое искусство. Поначалу там ограничивались живописью, скульптурой, архитектурой и гравированием, а потом под руководством такого таланта, как Жан Огюст Доменик Энгр, к этому перечню добавились моделирование одежды и кулинария. Вилла, как и палаццо Фарнезе, недавно прошла длительный период реставрации. Великолепному саду с античными статуями и барельефами возвращено первоначальное величие. И все же внутри предстоит еще много работы, чтобы посещение виллы того стоило: я имею в виду творения лауреатов 1990 года. Некоторые «произведения» трудно отличить от мусора, оставленного после себя строителями. Подозреваю, что это было сделано намеренно, с целью нанесения постмодернистского глянца на суетность миллениума, но все равно такое зрелище оставляет тяжелое впечатление.