Рим или смерть - [9]
Месяц спустя он все-таки разрешил Гарибальди набрать бригаду добровольцев, одну-единственную. Не мог не разрешить – восставшие ломбардцы грозили разорвать военный союз с Пьемонтом, если король не призовет Гарибальди. Однако Карл Альберт по-прежнему боялся этого неукротимого республиканца больше, чем австрийцев. Недаром же добровольцы в бригаде Гарибальди – сплошь республиканцы и мадзинисты.
Да и сам Мадзини неспроста записался в бригаду волонтером. Тайные агенты доносят, что он знаменосец в роте Джакомо Медичи – еще один злобный антимонархист, – но амбиции Мадзини ему известны. Он мечтает стать вождем и знаменосцем всех республиканцев, начать с помощью Гарибальди народную войну и против австрийцев и против него, Карла Альберта.
Нет, этому не бывать! И он приказал своему военному министру чинить бригаде Гарибальди всяческие препятствия – не давать ни обмундирования, ни боеприпасов, ни орудий. Солдаты сражались храбро, но бездарные королевские генералы умудрялись проигрывать все бои подряд, как бы удачно они ни начинались. Давняя беда итальянцев – хорошие солдаты под началом никудышных генералов.
После поражений на реке Минчо, под Виченцой и Вероной, королевские войска отступили к Милану, столице Ломбардии. Недолгое сражение под стенами этого города тоже закончилось разгромом пьемонтской армии. Карл Альберт мало того что сам позорно капитулировал, приказал и бригаде Гарибальди сложить оружие.
В ответ Гарибальди издал обращение:
«Ко всем патриотам Италии.
Если король готов сохранить корону ценой подлости и трусости, мы не хотим сохранить жизнь ценой бесчестия».
В тот же день во главе отряда добровольцев он ушел в Апеннинские горы и развернул там партизанскую борьбу против австрийцев. И дважды, в боях под Луино и под Мораццоне, обратил в бегство полки австрийского генерала Д'Аспре. Да только что мог один крохотный отряд против целой армии! Вот и пришлось месяц спустя, в августе 1848 года, Гарибальди и тридцати его волонтерам – столько их уцелело после жестоких боев и мучительных горных переходов – перебраться на лодках через озеро Лугано в Швейцарию и снова стать изгнанниками.
Впрочем, ничего другого от Карла Альберта ждать не приходилось. Да, но ведь с той поры немало воды утекло и многое изменилось. С ноября 1848 года в Риме у власти не папа, а новое правительство, почти сплошь из республиканцев и демократов! Почему же оно два месяца держит легион в Риети?!
Быть может, не нужна его помощь? Еще как нужна! Ведь Рим во вражеском кольце. С севера ему грозят австрийцы, с юга готовится напасть король Неаполитанский и Обеих Сицилий Фердинанд. Это к нему в приморскую крепость Гаэту сбежал папа из восставшего Рима. Переодевшись простым монахом, темным ноябрьским вечером выскользнул из Квиринала, незамеченным добрался до Колизея, юркнул в поджидавшую его дорожную карету, забился в угол и притворился, будто спит.
Когда ночью подъехали к границе, начался таможенный досмотр. Пий никак не мог унять дрожи – если его узнают, он пропал.
Гарибальди живо представил себе, как все это происходило, и весело засмеялся – напугали Пия римляне до полусмерти. Стоило ему, однако, очутиться в Гаэте, под крылышком Фердинанда, как он мигом воспрянул духом. Отправил своего секретаря в Рим с посланием к взбунтовавшимся подданным. Приказал священникам прочесть это послание с амвонов церквей Вечного города. Грозит Пий римлянам всеми мыслимыми и немыслимыми карами, если они не одумаются и сами не изгонят чужеземцев.
Только не сходятся у папы концы с концами. Послушать его, так Рим превратился в дремучий лес, где, словно хищные звери, рыщут кровожадные чужеземцы, сплошь еретики и вероотступники.
Ох как ему самому знакомы эти басни про чужеземцев! Для папы и он, Гарибальди, – чужеземец из Ниццы. Таких чужаков у него в легионе полным-полно. Даверио – из Варезе, Биксио – из Мантуи, Векки – из Асколи. Для Пия тот, кто не из Папского государства, не итальянец. А у самого вся гвардия – швейцарцы. Два веса – две мерки.
Папские анафемы все же полбеды, вреда от них немного. Куда хуже, что Даверио не привез из Рима никакого приказа от нового правительства. Он сам хотел поехать и узнать, долго ли еще легиону пребывать в бездействии. Но потом передумал и послал Даверио – у него в Риме множество друзей-мадзинистов. Увы, и друзья ничего не добились. Велено легиону сидеть и ждать. Чего ждать? Пока австрийцы вкупе с Фердинандом не ударят по Риму? Тогда можно и не успеть!
Не знал Гарибальди, что и новое римское правительство его побаивалось. Слов нет, он крупный и к тому же удачливый полководец. В Ломбардии он со своим отрядом волонтеров нанес регулярной австрийской армии два серьезных поражения. В бою у города Луино даже двадцать пленных взял. А вся королевская армия – ни одного.
Так-то оно так, но вот среди волонтеров-гарибальдийцев немало и авантюристов, искателей приключений, доказывали умеренные в римском правительстве. Хуже всего то, что сам Гарибальди – радикал и анархист. Призови его с легионом в Рим – он на священников гонение устроит. Недаром епископ Риети примчался в Рим с жалобой. По его словам, Гарибальди грозит все церкви города занять под казармы для своей орды. Мало того, требует контрибуции. Мол, только церковь еще ни гроша не дала на святое дело освобождения Италии. И в довершение всех беззаконий капеллан легиона, бывший монах Уго Басси добивается права читать проповеди легионерам в кафедральном соборе! Он, епископ Риети, скорее согласится погибнуть от рук гарибальдийской солдатни, чем впустит в собор вероотступника Басси. Этот нечестивец гнусными своими устами называет кротких священников, верных слуг божьих, не иначе как фарисеями и волками алчными. А Гарибальди и его легионеры сидят себе на траве, слушают да посмеиваются. Да это не легион, а язва моровая! Закончил же епископ свои стенания слезной просьбой убрать легион куда-нибудь подальше от Риети.
Автор книги — известный литературный критик и переводчик, в настоящее время живет в США. За свою долгую и яркую жизнь встречался со многими знаменитостями: Альберто Моравиа и Итало Кальвино, Борисом Пастернаком и Лилей Брик, Анастасией Цветаевой и Евгением Евтушенко… Об этих встречах, «о времени и о себе» и рассказывает Лев Вершинин в своих мемуарах.
Замечательная детская книжка, написанная по мотивам итальянского фольклора, про местного Ходжу Насреддина или скорее Санчо Пансу.Книга с любовью иллюстрирована художницей Т. Прибыловской.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.