Рим или смерть - [11]

С тяжелым сердцем ехал Мадзини в Рим – восстание в Ломбардии подавлено австрийцами, Венецию они взяли в осаду, а Римская республика осталась одна перед лицом двух грозных врагов – Австро-Венгрии с севера и Королевства Обеих Сицилии с юга. И те и другие поклялись силой вернуть папу Пия IX на трон, а значит, надо готовиться к войне на два фронта.

Римляне встретили Мадзини восторженно, вся Ассамблея стоя приветствовала его, провозвестника свободы, непримиримого врага своих и чужеземных монархий. И душа его оттаяла, в нем опять пробудились надежды. Увы, ненадолго. Австрия и Неаполитанское королевство открыто готовились напасть на Римскую республику, зажать ее в клещи и раздавить. Для обороны Рима нужна была мощная армия, а создать ее предстояло в самые короткие сроки.

За месяц Мадзини и военному министру Авеццане удалось набрать более восьми тысяч человек. Только очень уж пестрым было это войско. Три тысячи бывших папских солдат и карабинеров, полторы тысячи римских волонтеров – вчерашних ремесленников, возчиков, каменотесов, – триста студентов и тысяча национальных гвардейцев! И, наконец, триста солдат и офицеров таможенной охраны да две тысячи резерва. У бывших папских солдат и у национальной гвардии боевого опыта было мало, а у студентов и таможенников и вовсе никакого. Противостояли же им на севере тридцать тысяч отборных австрийских пехотинцев и кавалеристов, а на юге – шестьдесят тысяч солдат Неаполитанского королевства. Силы куда как неравные.

Да, но ведь был еще итальянский легион Гарибальди! Отличный легион во главе с блестящим полководцем. Мадзини это знал по собственному опыту: меньше года назад он воевал в Ломбардии против австрийцев знаменосцем в гарибальдийской бригаде.

Но теперь он, Мадзини, не рядовой солдат, а глава Римской республики, и ее судьба во многом в его руках. Он знал: первое, что надо сделать, – призвать Гарибальди и поручить ему командование не легионом, а корпусом или даже армией. У Римской республики будет тогда, кроме Карло Пиказане, еще один достойный ее полководец.

Не теряя времени даром, он вызвал в Квиринал Пизакане, чтобы совместно принять окончательное решение. Аристократ, бывший офицер неаполитанской королевской армии, где все прочили ему блестящую карьеру, Пизакане тайно покинул родной Неаполь, оставив все свои богатства. Жизни в роскоши он предпочел полную тягот жизнь бедного эмигранта. Когда в 1848 году в Ломбардии вспыхнуло восстание против австрийцев, Пизакане вступил в ломбардский легион и сражался в нем до последнего дня, пока не пала столица Ломбардии, Милан.

Война закончилась поражением ломбардцев, но Пизакане не вернулся в Неаполь, а поспешил в Рим – защищать республику. Кадровый военный с немалым боевым опытом, отважный, порой до безрассудства, и в то же время осмотрительный в своих планах и решениях, Пизакане в глазах Мадзини был олицетворением истинного военачальника. Несмотря на большую, в тринадцать лет, разницу в возрасте, они вскоре стали друзьями. По представлению Мадзини правительство произвело тридцатилетнего Пизакане в бригадные генералы и назначило его главой военного совета республики.

Войдя в кабинет Мадзини, маленький, узкий, с огромной во всю стену картой Рима и его окрестностей, Пизакане отдал честь и доложил: «Прибыл по вашему приказанию». Мадзини в ответ ласково улыбнулся своему любимцу. Он усадил Пизакане за письменный стол, сам сел напротив и сказал без всяких предисловий:

– Дорогой Пизакане, по-моему, неразумно и дальше держать Гарибальди в Ананьи. Его легион нужен здесь, в Риме.

Мадзини не сомневался, Пизакане с ним согласится. Ведь оба они, Гарибальди и Пизакане, бок о бок сражались в Ломбардии против австрийцев. Но Пизакане решительно этому воспротивился, чем весьма озадачил Мадзини.

– Никто не спорит, Гарибальди – талантливый полководец. И его легион – реальная сила. – Пизакане выдержал паузу и продолжал: – Но это легион партизан, а не солдат. Тревожить врага, наносить внезапные удары легионеры еще могут, а вот держать правильную оборону неспособны. И вообще, они не признают ни дисциплины, ни уставов.

– Со временем научатся, – возразил Мадзини.

– Вероятно. Однако их пример с самого начала был бы губительным для остальных. Одно гнилое яблоко может быстро испортить все здоровые, – ответил Пизакане.

После долгих раздумий Мадзини уступил. Сравнивать легион Гарибальди с гнилым яблоком, право же, несправедливо! Тут Пизакане в запальчивости хватил через край. И все-таки в регулярную армию гарибальдийцев включать, пожалуй, рано. Останутся пока партизанским отрядом, а там видно будет. Тем более что и член военного совета Пьетро Розелли тоже против. А военный совет склонен назначить главнокомандующим именно Розелли. Боевой опыт у Розелли, правда, невелик, зато он истинный патриот, а главное, коренной римлянин. Так что симпатии горожан на его стороне. Да и человек он выдержанный, осмотрительный, а Гарибальди, как это ни печально, способен на самые опрометчивые поступки.

Мадзини не учел одного: Розелли был бездарным полководцем. В прошлом офицер-штабист, он все бои сначала разыгрывал на макете, и потом, на поле сражения, даже если обстановка внезапно менялась, упорно не желал отступать от заранее намеченного плана. Стоило врагу повести бой не по правилам классического военного искусства, как это сразу ставило Розелли в тупик.