Ричард Львиное Сердце: Поющий король - [8]

— Ангела-хранителя повидать.

— Ах да.

— Помню, я был очарован этим обычаем, когда меня посвящали в орден, — сказал Робер, и блаженное воспоминание осенило его лицо. — Мне выпало огромное счастье — четырнадцать лет исполнилось как раз в тот год, когда начался крестовый поход, в котором принимала участие и ваша матушка. Меня посвятили в рыцари и сразу — в новициаты ордена. И я отправился в Святую Землю. Иерусалим тогда принадлежал крестоносцам… О-хо-хо!.. Я наслаждался жизнью. Я был счастлив идти воевать с сарацинами. Я был влюблен в рыцарей Христа и Храма. Все во мне таяло, когда, начиная какое-нибудь дело, я произносил вместе с ними: «Не нам, не нам, но имени Твоему». Я чуть не лишился чувств, когда впервые, бросаясь в бой, воскликнул по тамплиерскому обычаю: «Босеан!»[16] Но больше всего мне нравилось вместо «лье» или «миля» говорить: «проехали столько-то псалмов», «отсюда дотуда столько-то псалмов»… Смешно было, когда о ком-то говорилось: «Он с утра до вечера читает и читает „Отче наш“».

— То бишь ест и ест без передышки? — рассмеялся король.

— Именно так, — со смехом кивнул тамплиер.

— А мне нравится, как у вас называется сражение, — Божья справедливость.

— Конечно. Разве война не Божие дело?

— Божие. Бертран де Борн хорошо преподал мне эту науку, — согласился Ричард.

— Помнится, у него были какие-то стихи про войну и про чирьи, — сказал коннетабль де Шомон, и Ричард, не дожидаясь просьбы, охотно прочитал отрывок из сирвенты де Борна, которую трубадур сочинил в свое время, подзуживая Филиппа-Августа начать войну против короля Генри, Ричардова отца:

«Войны — кошмар! Войны — беда!» —

Любит жужжать трус и зуда.

Чирьи! Покройте промежность ему —

Ведь трусу в седле скакать ни к чему.

Но нам-то война

Милей, чем жена.

Пусть с нами сразится

Хоть сам сатана!

— Славные строки, — похвалил Робер Медвежье Сердце. — Жаль, что я не умею запоминать стихи.

— Зато ты умеешь воевать, — похлопал его по плечу Ричард. — А это, судя по учению де Борна, гораздо почетнее.

Продолжая рассуждать о прелестях войны и бедствиях мирного времени, король Англии и его верный тамплиер, родившийся год в год и день в день с его отцом, новопреставленным королем Генри, отправились на ужин к королю Сицилии. Их сопровождали двенадцать лучших рыцарей Ричарда. В окружении своей свиты явился во дворец Танкреда и Филипп-Август.

— Войны — кошмар, войны — беда… — весело бормотал Ричард, входя в тронную палату, в которой восседал сицилийский монарх. Впрочем, увидев королей Англии и Франции, Танкред встал с трона и вышел к ним навстречу с дружескими объятиями.

— Для меня огромная честь, — молвил он, — что доблестные вожди нового крестового похода в своем тернистом пути посетили мою столицу.

— Для нас была бы не меньшая честь, если бы могущественный Танкред присоединился к нашему походу, — ответил Ричард Львиное Сердце. — Летопись первого похода ярко озарена именами норманнов — несравненного Боэмунда и доблестного Танкреда, вашего предка.

— Душа моя горит желанием присоединиться к перегринации [17], - со вздохом ответил на слова Ричарда король Сицилии.

— Так в чем же дело, дорогой родственник? — спросил Ричард и отметил, что слова «дорогой родственник» заставили Танкреда поморщиться. — Вы могли бы стать равноценной заменой недавно погибшего Фридриха Барбароссы.

— Увы, — покачал головой Танкред, — слишком неспокойно в моем государстве. Я вынужден оставаться здесь, дабы обеспечивать безопасность подданных.

«Как будто в моем государстве все так уж покойно!» — чуть не сорвалось с уст Ричарда, оставившего собственные владения разоренными пронесшимися войнами и затратами на нынешний поход. Но он удержался от замечания и поспешил поздороваться со своей двоюродной сестрой.

Жанна была несколько старше его. Единственное, в чем она была на него похожа, так это изумрудно-зеленым цветом глаз. Знаменитой изумрудной зеленью, доставшейся в наследство еще от прадеда — графа Гийома де Пуату, того самого, которого за умение сочинять великолепные стихи прозвали Золотым Тропарем, и от этого прозвища пошли трубадуры. Подойдя к Жанне, Ричард увидел взгляд, полный трепетных чаяний, словно к вдове доброго Гийома Сицилийского явился сам Спаситель.

— Как вы похожи на вашу матушку, тетушку Элеонору, — молвила Жанна. — Как я горжусь, что вы вождь нового крестового похода, мой двоюродный брат. И — достойный потомок первого трубадура, сам прославленный трубадур.

— Только не дай Бог ему разделить воинскую участь первого трубадура, — заметил Филипп-Август, намекая на то, что участие Гийома де Пуату в Первом крестовом походе было весьма неудачным.

Танкред поспешил воспользоваться замечанием короля Франции:

— Да уж, не приведи Господь. Известно, что граф де Пуату потерял всех своих воинов и едва унес свои кости из Святой Земли. Надеюсь, его прославленный внук возвратит нам Иерусалим и возродит Иерусалимское королевство.

— Если только вы, сидя в своей благословенной Тринакрии [18], будете непрестанно молиться обо мне, ваше величество, — язвительно ответил Ричард.

— Со всей душой, — сказал Танкред, — но вот епископ Бове, — он указал на стоящего неподалеку епископа, — утверждает, что на вашем знамени, украшенном изображением Святого Грааля, красуется богопротивная надпись. Так ли это?