Ричард Львиное Сердце - [99]

— Ну, болван, говори сейчас: где мадам Жанна? Не то я покончу то, что начал! — сказал он грозно.

Но Мартен ничего больше не мог ему сказать: он был мертв. После такого дела, даже в Анконе, приходилось бежать; и Жиль был готов убраться оттуда. Страсть к Жанне, которая никогда не покидала его надолго, разыгралась с такой силой, что ему захотелось непременно разыскать, увидеть ее, прикоснуться к ней или умереть. Единственной помехой был король: так надо его отыскать, куда бы ни забился он! Случилось, очевидно, одно из двух: или Ричарду она уж надоела, или он ее лишился по каким-нибудь превратностям пути. Могло быть и третье предположение: ее умертвили по приказанию королевы. Но он отклонил эту мысль: он был уверен, что Жанна жива.

«Великое дело — смерть, но и она не так велика, как наслаждение обладать Жанной во всей ее красе», — рассуждал он.

Он вполне был в этом убежден — и вернулся к двум первым предположениям. Если Жанна надоела королю, тот не постесняется (таков уж он от природы) так прямо и сказать в глаза ему. Жилю. Если же он потерял ее, то пусть сидит себе преспокойно в темнице, а Жиль со временем может ее найти. Надо только удостовериться. И еще вот что пришло ему в голову:

«Если он в заточении, в цепях, его убить довольно просто!»

И сердце его тешилось такой прелестной мыслью.

Никакого труда не стоило пройти по стопам Мартена: ясно — Венеция, Триест и вверх по горам до Бломау. Но тут след терялся, тщетно разыскивал его Жиль вдоль и поперек. Этот недогадливый господин по ложным слухам проехал даже в Вену. Но нам нет нужды пересказывать все его странствия. Шесть месяцев спустя после того, как он уехал из Анконы, в лохмотьях, без шляпы, голодный и холодный, он прибыл к крепким башням Граца. Проходя близ городского рва, услышал он чей-то чистый громкий голос:

Li dous consire Quem don'Amors soven…

Он понял, что наконец-то набрел на того, кого искал. Но кто-то еще, другой, клубочком прижавшись у стены, не спускал с башни своих жадных взоров и видел, как Жиль вдруг остановился, словно оглушенный, хлопнул себя рукой по затылку, потом прислушался и задумался, шевеля челюстями.

Голос оборвался. Жиль повернул обратно и тихонько пошел своей дорогой. Он проскользнул через городские ворота в город. А скорчившийся у стены человек все еще пытливо смотрел на него из-под длинных прядей своих всклокоченных волос.

Глава XI ДОВЕРЕННЫЙ ПОСЛАНЕЦ

Старец из Муссы, Повелитель всех ассассинов, потомок Али, Полнота Света, Господин тех, что едят дурман, и прочая, и прочая, женился па Жанне и сделал ее своей первой женой.

Помимо ее телесной красоты, он ценил в ней ее скромность, покорность, здравый смысл и ту особенную гордость, которая смиряет обладателя женщины: она, можно сказать, была слишком горда, чтобы даже позволить в себе чванство. Принимая во внимание, что Старец так высоко ценил Жанну, нечего удивляться, что она стала, наконец, его единственной женой.

Вот такого рода жизнь вела Жанна. Ранним утром, когда супруг уходил от нее, она спала еще часик, затем вставала и шла в баню. Затем в сад фонтанов в ее беседку приводили ее мальчика. Она часа два или больше проводила с ним: учила его читать молитвы, почитать отца, любить мать и повиноваться ей, уважать волю Господню. В десять часов Жанна кончала завтрак и вместе со своими женщинами садилась за рукоделье. Одна из них споет, другая что-нибудь хорошее расскажет; порой, если госпожа разрешит, они болтают меж собой, то и дело поглядывая на нее, чтобы заслужить от нее похвалу или (очень редко) порицанье. Не было среди ее рабынь ни одной живой души, которая не любила бы ее, но также и не боялась бы ее.

Жанна не была говорливее прежнего, но она рассуждала не меньше. Частенько в течение дня присылал за ней Старец, не то и сам заходил в ее покои, чтобы обсуждать с ней дела. Никогда не случалось, чтобы Жанна была не в духе, скучна, раздражена или вообще не расположена удовлетворить все его желания. И каждую пятницу в своей мечети Синан приносил благодарность Аллаху за то, что он даровал ему такую бесподобную жену — степенную, скромную, благочестивую, любящую, целомудренную, покорную, ловкую, услужливую и раскрасавицу. Так он говорил всякому про свою жену. А так как Старец был человек величайшей опытности, то такие похвалы имели особое значение. Он поспешил доказать не только словами, но и делом, что считает ее достойной доверия.

В один прекрасный день, когда она сидела у себя в гареме с малюткой на коленях, напевая ему и себе одну из нескончаемых французских песенок, ей доложили, что грозный повелитель желает видеть ее в своих покоях. Она спустила с колен ребенка и последовала за евнухом. Войдя в комнату, где уже сидел Старец, Жанна стала на колени, как того требовал обычай, и поцеловала его в колено. Он коснулся ее головы рукой и проговорил:

— Встань, дитя мое! Посиди со мной немножко. Я должен потолковать с тобой кое о чем, что касается тебя.

Она тотчас же села рядом с ним. Он взял ее за руку и так начал свою речь:

— Жанна! По-видимому, я что-то вроде пророка. Твой прежний повелитель, Мелек-Ричард, находится во власти врагов своих. Он теперь в заточении, в плену у эрцгерцога по обвинению во многих преступлениях. Первое — убиение брата твоего, графа Эда де Сен-Поля; впрочем, это — еще сравнительно пустое дело, которое, вдобавок, совершилось в честном бою. Затем обвиняют его (и, как тебе известно, ложно) в смерти маркиза Монферрата. У нас свой взгляд на это. А главное-то дело тут, как я подозреваю, в выкупе. Но вопрос: захотят ли враги его допустить, чтоб этот выкуп состоялся? Ведь Мелек-Ричард им ненавистен не тем, что он наделал, а тем, что помешал им сделать ему. Ну, что же скажешь ты, дитя мое, на это? Я вижу, это тебя огорчает.