Ричард Львиное Сердце - [79]

Время от времени попадались на дороге мамелюки в броне; они стояли плотными дружинами под прикрытием своих лучников и словно вызывали на бой. Иногда христиане развертывали свои ряды для натиска (так они делали сначала), или какой-нибудь рыцарский отряд, более предприимчивый, зарывался вперед галопом и, разгорячившись, бросался на врага с криками «Вперед!» или «Выручай Акру!». Но тут из лесу с гиканьем появлялась черная конница, она огибала наших и отрезала ту или другую дружину. Так бывало днем, да и ночью было не больше мира под блестящими звездами. Вечно — отчаянная топотня, вспыхивающие там и сям лагерные огни, фырканье и храп в потемках, всадники-привидения, внезапно возникающие и исчезающие в полумгле, а среди перемежающегося затишья — злобное вытье встревоженных хищных зверей!

За днями, полными суматохи, следовали порожние дни, когда воинство оставалось в одиночестве между пустыней и солнцем. Зато тут людьми овладевали голод и жажда; их жалили змеи; кусачие мухи сводили их с ума; песок жег им ноги сквозь железо и кожу. От всего этого войска теряли больше людей, чем от сарацинских засад, и еще больше теряли они дух. Тогда было раздолье для личных ссор: эта сушь питала ненависть. И вот, на бездейственных ночных караулах, под ослепительным солнцем полудня, под беловатыми и под желто-лазоревыми небесами, де Бар припоминал свою пощечину, де Герден — свою похищенную жену, Сен-Поль — своего убитого брата, а герцог Бургундский — свои сорок фунтов.

Надо признаться, что Ричард простирал свою власть, может быть, уж чересчур далеко. Его целью было поскорей достигнуть Яффы, а оттуда направиться внутрь страны по холмам прямо в Святой Град. Было бы безрассудно бросаться на неприятеля, который охватывал лесистые высоты. Но время шло. Ричард терял своих людей и слышал ропот тех, которые были свидетелями их кончины. И он понял, что было бы хорошо, если б удалось вызвать Саладина на открытый бой в удобном месте. Но это было трудно: Ричард знал, что войска сарацинов, хотя и следуют за ним по пятам лесами, но стараются не попадаться ему на глаза. Никого, кроме легкой конницы, не видно было поблизости: сарацины старались жалить неприятеля, как осы, и тотчас же убегать, не ввязываясь в битву.

Наконец, в болотах Арсуфа, где Мертвая Река тянется по широкой болотистой равнине и, сама обращаясь в болото, спускается к морскому берегу, Ричард заметил, что может попробовать и воспользоваться случаем.

Гастон Беарнец весьма ловко обманул Саладина и заманил его в открытое поле. Между тем как христиане продолжали свой мучительный поход, Саладин ударил на их задние отряды, которые добрых шесть часов (а, может, и больше) выдерживали натиск неприятеля, не нападая сами, между тем как середка и чело рати поджидали их. То был один из самых тяжелых дней железной власти Ричарда. Де Шаррон, начальник задних отрядов, посылал к нему гонца за гонцом с мольбой:

— Христом-Богом прошу тебя, государь: дозволь нам ударить по врагу! Мы не можем дольше терпеть.

— Пусть они нападут еще раз! — отвечал Ричард. Сен-Поль, считавший, что это — счастливый случай в его жизни, открыто восстал языком.

— Бараны мы, что ли? — говорил он французам вместе с герцогом Бургундским. — Разве король — погонщик стада? Где французское рыцарство?

Даже друзья Ричарда стали тревожиться. Граф Шампанский мотал головой и бранился себе под нос. Гастон Беарнский, бледный, угрюмый, покусывал свою бородку. Еще два бешеных набега задний отряд выдержал стойко, но при третьем он раскололся, хоть и отбил турок.

Как ястреб, следил Ричард за ходом дела; он понял, что пришла его пора. Он послал сказать герцогу Бургундскому, Сен-Полю и де Шаррону:

— Задержите неприятеля еще разочек — и ударьте, как только шесть раз протрубит моя труба!

Герцог Бургундский, настоящая дубина, был готов повиноваться. Но вокруг него вертелись Сен-Поль и его друзья. Они все уши ему прожужжали:

— Ваша светлость! Это невозможно! Мы не можем дольше удержать своих людей. Вперед! Вперед!

Саладин как раз вел один из самых грозных своих натисков.

— Господь послал слепоту на этих французских ослов! — воскликнул Ричард. — Они вышли вперед.

В самом деле, от левого центра отделились лучники-христиане, а рыцари за ними следом уж неслись на неприятеля. От всей души Ричард послал им свои проклятия.

— Трубите в трубы! — вскричал он. — Делать нечего, приходится идти!

Трубы затрубили. Войска ринулись вперед — сначала англичане, потом нормандцы, пуатуйцы, анжуйцы, пизанцы, наконец, черные генуэзцы. Но левое крыло двинулось раньше, и успех отряда Ричарда сделался сомнительным. Люди стали на колени, приложив тетивы к самому уху. Небо затмилось тучей стрел. Как взбаламученное море, заколебался прилив людской волны; зеленое знамя султана потонуло в нем, словно прибрежный камыш. Град стрел, как смертоносная струя, вторично ошеломил врага. Голос Ричарда раздался резко:

— Рыцари, вперед! Анжу, выручай!

Тотчас же молодой рыцарь-пуатуец, согнувшись в седле, полетел вдоль линии к Генриху Шампанскому, который начальствовал середкой рати. Лучники отшатнулись назад и присели на корточки. Ричард со своей конницей, на правом крыле, понеслись вперед, а за ними один, другой отряд — все по порядку. Наконец полная дружина героев птицей помчалась в галоп по болоту. Она окружила, сжала в своих широких объятиях орды сарацинов. Бешеный крик одного из эмиров у штандарта предупредил об опасности. Стража телохранителей, окружавшая султана, подгоняла его. Саладин отдал наскоро какое-то приказание и ускакал. Ричард заметил это. Он закричал с безумной горечью: