Ричард Львиное Сердце - [77]

Шрифт
Интервал

— Клянусь Вельзевулом, богом этих мест, вы все увидите, кто такой эрцгерцог, когда он понадобится вам! Но я — не убийца. Ухожу домой! Я знаю, что пристало государю и чего должно ожидать от государя.

— Как вам будет угодно, господин мой! — проговорил Сен-Поль. — Но такие поступки угрожают нашим замыслам.

— Эх, — возразил эрцгерцог, — говоря откровенно, мне так мало нравятся все эти ваши замыслы, что, по мне, пропадай они совсем! А как мне поступить с королем английским, который оскорбил меня без меры, — это уж его и мое дело.

— Кузен! Вы оставляете меня? — воскликнул Монферрат.

— Опять-таки, кузен! Неужели это вас удивляет? — отозвался эрцгерцог и пошел прочь.

— Щепетильная свинья! — крикнул граф Сен-Поль, разгорячившись. — Он только в одну сторону воротит своими клыками! Ну, маркиз, что нам теперь делать?

Маркиз мрачно улыбнулся и почесал нос.

— Мое дело уж налажено. У меня есть в Ливане старый друг. Только поддержите меня, вы двое, — и я все устрою преспокойно.

— Вы наймете? — сухо спросил Сен-Поль и передернул плечами. — О, если б только мы могли положиться на вас!

— Per la Madonna (клянусь Мадонной)! — подтвердил маркиз.

— Что же ты будешь делать, Жиль? — спросил Сен-Поль нормандца. — Ты предоставишь это дело маркизу Монферрату?

— Нет! — отвечал Жиль. — Я буду следовать за королем Ричардом с места на место, я никого не стану нанимать.

В отчаянии от такого безумного решения маркиз всплеснул руками.

— Ты, только ты один со мной заодно, о мой Евстахий! — вскричал он.

Сен-Поль поднял на него глаза.

— Я не согласен ни с тем, ни с другим. У меня есть план получше ваших. Вас удовлетворяет удар в спину…

— Клянусь душой! Не в спину, — воскликнул Герден.

Сен-Поль опять передернул плечами.

— Такая уж у него привычка, у маркиза. Но не все ли равно? Вы хотите свернуть ему шею? Ну, и я также. Но я хотел бы втоптать его не в землю, а в преисподнюю. Я хочу видеть, как он будет мучиться, как он будет пристыжен. Я хочу разрушить все его надежды, сделать его посмешищем всех королей, волочить в грязи злосчастия его гордый дух. Фи! Неужели вы думаете, что он состоит из одной только плоти? Он создан из более высокого состава. Вот мне и хочется обратить его в то, чем он делает других — в грязную, поганую, истрепанную тряпицу. Для этого-то еще много предстоит работы и дома и здесь. Там позаботится король Филипп, а я остаюсь при войске.

— Это — хороший план, — сказал маркиз. — Я от него в полном восхищении. Но для простого смертного железный клинок все-таки надежнее. Что касается меня, я ухожу в Ливан к моим друзьям. Но я думаю, что в общем мы сходимся.

Прежде чем разойтись, они сделали себе надрезы на руках и смешали свою кровь. Маркиз поплотнее закрыл и обвязал свою ранку, чтобы мухи не добрались до нее, В то время, как они шли своей дорогой через город, до них донесся возглас караульного с главной сторожевой башни:

— Спаси нас, Святой Гроб Господень!

С башни на башню и с берега далеко в море пронесся этот крик. Услышала его Жанна в своей постели, нагретой ее раскаленным телом. Услышал его и Ричард, стоявший в ту пору на коленях в одной часовне. Он сотворил крестное знамение и повторил слова сторожа. Королева Беранжера стонала во сне. Герцог Бургундский храпел, а араб поплевывал в болотину.

Глава V

КАК ГЕРДЕН СМОТРЕЛ, А РИЧАРД ЗАКРЫВАЛ СЕБЕ ЛИЦО

Так как султан не сдержал своего слова, то король Ричард поклялся тем более сдержать свое. И вот он казнил все две тысячи своих заложников за исключением шейха Моффадина, которого маркиз успел освободить. Все поставили ему это в укор, да и я сделал бы то же, если б меня касалось. Ричард не спрашивал ни у кого советов и не допускал, чтоб его действия разбирали; в ту пору он был полноправным главой всех войск под Акрой. Если уж говорить что-нибудь об этих кровавых делах, так я скажу только одно: он знал прекрасно, где кроется для него настоящая опасность. Он имел основание страшиться не столько врагов, сколько друзей, а на них его жестокость произвела мгповенное и, пожалуй, своевременное действие.

Граф Фландрский умер от заразы в стане. Король Филипп тоже был сражен этой вкрадчивой болезнью и ничто уж не могло удержать его от возвращения на Францию. В Акре стоял шум: происходили свидания королей, принцев и шпионов; гонцы носились всюду, опережая друг друга. Теперь предметом обсуждений был вопрос: кому уезжать, кому — оставаться? Филипп намеревался ехать, тем более, что получил письмо от своего приятеля, принца Джона Английского. Тот извещал, что необходимо занять Фландрию, а Фландрия, соседка Англии, была еще ближе к Нормандии. Маркиз тоже собирался ехать в Сидон, направляясь в Ливан — там ему предстояло много дела и для себя и насчет Ричарда, как вы сейчас услышите. Но эрцгерцог предпочел остаться в Акре, то же другие.

Король Ричард выслушивал все эти поспешные обсуждения, пожимая плечами; он только прилагал руку к решениям, когда они, наконец, постановлялись. Он объявил, что если французы не оставят ему заложников во исполнение договоров, то он знает, что ему останется делать.

— А что же именно, король английский? — спросил Филипп.


Рекомендуем почитать
Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.