Ричард Длинные Руки — штатгалтер - [11]

Она замолчала, я закрыл рот, подумал, кивнул.

– Логика есть. Да что там логика, вообще-то бледные юноши со взором горящим… гм… и есть самые светлые люди на свете.

– Вот видишь, и ты согласен.

– Согласен, – подтвердил я. – Эти бледные со взором горящим, чьи сердца для чести живы, как раз и начинают все бунты, мятежи, перевороты, революции… Не буду уточнять, кто на самом деле прав, но имя Светлых должны носить, ты права, именно они. Однако… не запутаемся ли сами, если весь мир повторяет за церковью, что Темные – это Светлые, а Светлые – это Темные?..

– Потому, – сказала она, – нужно не называть…

– Тогда запутаемся еще больше, – сказал я. – Давай так, те светлые, что за спиной Творца, будут благородные консерваторы, а которые подняли возвышенный и красивый, кто спорит, мятеж, будут у нас прекраснодушные либералы?

Она посмотрела на меня с удивлением и уважением.

– Как ты быстр… Мы бы лет сто искали подходящее название.

– Динозавры, – сказал я похвальным голосом и пояснил: – Это такие древние мудрецы, очень неторопливые, но мудрые. У них было два мозга, один в голове, другой… ниже. Собственно, у всех у нас один мозг, спинной, но у людей утолщение на самом верху, а у динозавров был еще и внизу, так что они были вдвое умнее. У нас и сейчас, если кого хотят похвалить, говорят, задним умом крепок… Кстати, только сейчас придумал… Консерваторы и либералы – слишком длинно, хотя эти термины можно употреблять в официальных документах. А для житейского общения можно короче, четче и яснее, хотя житейское тоже имеет тенденцию переходить в узаконенные термины. В общем те, что за спиной Творца, – правые, а мятежники – левые. Правда, так лучше?

Она подумала, наклонила голову.

– Да. Мне кажется, даже как-то соответствует, хотя и не понимаю почему. Ты, как я понимаю, правый…

– Правый? – переспросил я. – Не совсем, ибо сердцем я – левый, еще какой левый. Ультралевый. Ястреб. Но у меня уже есть и мозг, к тому же почти работающий. Потому умом я на стороне правых. Ибо понимаю тех и других, как и всю вашу породу, но левые только ломают, а строят правые.

Глава 5

Бобик уже избегался кругами, даже арбогастр пофыркивает в нетерпении, дескать, разговор что-то затянулся.

Я разобрал повод, вскинул руку в прощании.

– Надеюсь, еще увидимся!

Она ответила со вздохом:

– До понимания нашей породы тебе столько же, как муравью до вершины вон той горы.

Я повернулся, посмотрел на далекий сверкающий пик.

– Опасное сравнение.

Она спросила в недоумении:

– Почему?

– Могу муравья забросить туда прямо сейчас, – пояснил я. – Люди всегда находят возможности.

Зайчик сделал рывок, перед существом ее породы нечего скрывать возможности, все равно у нее их больше, ветер засвистел в ушах.

Через пару минут навстречу стремительно понеслась розовая громада Геннегау, его крепостная стена, а за нею быстро выросли крыши дворцов и башен.

Через город я пронесся, как демон на черном вихре, но у массивных ворот дворца Рюккерта, что стал моей резиденцией, стражи моментально ощетинились копьями.

– Вольно, – сказал я бодро. – Хорошо служите, молодцы!

– Рады стараться, – ответили они в один голос.

Кто-то бросился открывать ворота, Бобик ворвался первым, а от дворца к нам по уложенной плитами мрамора широкой дорожке поспешил встревоженный и одновременно обрадованный барон Торрекс Эйц, начальник охраны дворца.

– Ваше Величество?

– Все в порядке, – крикнул я.

– Ох, Ваше Величество…

– Знаю-знаю, – сказал я, – моя конячка бросилась встречать меня. И собачка с нею наперегонки. А вы говорите, женщины, женщины… Вот кто нас любит верно и преданно.

Он сказал в тон:

– Да, ни одна женщина не выбежала за городские ворота. Да еще выбив ворота конюшни.

– Вот видите, – сказал я с укором. – Потому понимаете, почему со мной конь и пес, но ни одной женщины?..

– Вам везет, – ответил он с неподдельной завистью. – А у меня собаки нет, зато женщин хоть отбавляй.

– Соболезную, – сказал я, – но помочь не могу.

– Жаль, – сказал он. – Я-то надеялся, что возьмете хоть парочку…

– Ни за какие пряники!

Он спешил рядом, стараясь поспевать в такт моим шагам, я не только длиннорукий, но и длинноногий, искоса поглядывает на мое озабоченное лицо, никак не могу удержать маску невозмутимой державности, слишком уж суровый прессинг, а в животе, куда глубоко проникло лезвие меча Алфофаниэша, ноет фантомная рана.

В полутемных залах, куда свет проникает только через окна, придворных предостаточно, но после солнечного дня я не сразу различал лица, потому прошел быстро и нацеленно, строго глядя перед собой, изображая полное погружение в государственные заботы, хотя на самом деле погружен даже не в государственные, а в надгосударственные и, можно сказать, не устрашившись показаться высокопарно патетическим, в натурально-общечеловеческие.

Все залы богатством и роскошью превосходят те, что во дворце Кейдана, колонны в одном – из розового мрамора, в другом – все из малахита, даже стены и пол, лестница из просторного холла на верхние этажи – произведение искусства, которое замечаю, но любоваться некогда, некогда…

Стража в моем коридоре подтянулась, заслышав шаги сюзерена, уже отличают от других, а морды расплылись в довольных улыбках. Это не настоящая дворцовая стража, а люди из моего войска, для которых я не столько король, как их любимый вождь, за которым идут к подвигам и славе.