Резня в ночь на святого Варфоломея - [4]

В течение многих лет этот гуманистический двор служил противовесом Церкви, университету, Парламенту, ожесточенно преследовавшим любые побеги свободной мысли. Луи де Беркен, «самый ученый среди знати», перевел некоторые произведения Эразма и Лютера и был арестован, а его творения сожжены. Король лично освободил его. Ему не раз и не два приходилось прибегать к вмешательству, чтобы защитить мысль от судебных властей. Перед ним разыгрывали фарс, где тузили друг друга папа и Лютер. А матушка его писала: «В 1522 г. мы с моим сыном впервые начали распознавать, по милости Святого Духа, лицемеров белых, черных, серых, туманных, всех цветов, от коих Господь в своей бесконечной снисходительности и доброте желает нас сохранить и защитить».

Между тем Карл V начал в Нидерландах настоящие преследования, и Луиза Савойская, встревожившись, обратилась за советом в Сорбонну, где ей предложили прибегнуть к инквизиции. Настал час первого французского мученика за Реформацию. 8 августа 1523 г. августинцу Жану Вальеру, обвиненному в богохульстве, отсекли язык на Свином рынке близ Мельничного холма. Силы реакции оказались в выигрышном положении, когда разразилась катастрофа при Павии и Франциск I попал в плен.⁶ Луиза Савойская, регентша незащищенного королевства, которому угрожали захватчики, уступила давлению Рима и Парламента. И вот появились комиссары, которым поручено было выискивать лютеран, и запылали костры. Сперва на них всходили монахи и люди из народа, такие как чесальщик Леклерк, подвергнутый чудовищным мучениям. Беркен возвратился в тюрьму.

Франциск I объявился вовремя, чтобы его спасти, созвал всех, кто бежал, в частности, в Страсбург. Ему торжественно преподнесли книгу Цвингли: «Истинная или ложная религия». То был недолгий просвет. Маргарита, вдова герцога д'Алансона, вступившая в новый брак с королем Наварры, стала править в Нераке, окружив себя двором, который стал убежищем для инакомыслящих, но значимость его уменьшала его отдаленность. Международная политика приблизила короля к Святому Престолу. Затем кое-какие исступленные души разбили близ парижских ворот Сен-Антуан голову Пресвятой Девы из камня, в которой усматривали идола, и гнев народа забурлил по всему городу. Утонченный монарх понял, что необходимо управлять этим опасным движением, и распорядился об искупительной процессии. «Реакционеры» пожелали воспользоваться случаем. В отсутствие короля они вновь схватили Беркена, и на этот раз им хватило времени, чтобы его погубить. Новые осквернения святынь приводили к появлению новых мучеников. Нетерпимость порождала нетерпимость. Фанатизм набирал силу по мере того, как дух пытался от него избавиться.

* * *

В 1530-е гг. политика начала оказывать мощное влияние на развитие конфликта. И в первую очередь международная политика: Франциск I, общий союзник Папы и протестантских князей Германии,⁷ непрерывно колебался, пытаясь удовлетворить то одного, то других. Но также и внутренняя: эти протестантские князья, покровители Реформации, воспользовались ею в экономических целях и одним махом отождествили государство с новой религией. В Англии Генрих VIII провозгласил себя равным Папе, чтобы развестись и прихватить церковные богатства. Во Франции ничего подобного не было. Если король выказывал снисходительность к ре-формационным идеям, то он не помышлял ни о перемене веры, ни об отказе от огромных преимуществ, которые давал ему Конкордат.⁸ Современная «демаркационная линия» между мирским и духовным была тогда неощутима, противостояние Церкви неизбежным и роковым образом приводило к противостоянию правительству. И в этом главный распорядитель французского двора Анн де Монморанси, фактически премьер-министр после кончины Луизы Савойской (1531), желал убедить государя, с тревогой наблюдая, как «секта» растет численно, становясь все сплоченней и все нетерпимей. Тем не менее мысль обречь часть своих подданных на мучения, дабы удовлетворить теологов, неизменно повергала в ужас основателя Коллеж де Франс. Король знал, как Реформация навязывает себя Церкви. Убеждая Папу, а затем возвращая лютеран в лоно католической Церкви, он мог бы одновременно спасти французское единство и свободу мысли, лишив заодно Карла V его ореола передового бойца за католицизм. «Никогда еще, — писал Луи Мадлен, — традиционная для Франции политика, мудрое равновесие не соответствовали настолько вкусу властителя». Но в ожидании благоприятного момента колебания весов продолжались. В то время как король приказывал Парламенту энергично вести преследование протестантов, он бросил в тюрьму буйного Ноэля Бедье и принудил его к публичному покаянию перед собором Богоматери.

В октябре 1533 г. Франциск I встретился с папой Климентом VII в Марселе. Там праздновалась свадьба Генриха, герцога Орлеанского, второго сына короля, и Екатерины Медичи, обоим было по 14 лет. Там был подготовлен тайный договор, который предназначался для того, чтобы утвердить семью Валуа в Италии. А привел к тому, что Италия вошла в семью Валуа. Там Франциск I получил одобрение на переговоры с протестантами, менее важное в глазах Медичи, чем ничтожнейшее территориальное переустройство. Но, предвидя все последствия, он обзавелся также двумя буллами, дозволяющими искоренить ересь в его королевстве. Братья Дю Белле были при дворе поборниками религиозной терпимости. Гийом встретил в Аугсбурге мудрого Меланхтона, «ум умеренный и христианский в сердце, которое не только ждет предложения мира, но и взывает об этом». Смерть беспокойного Климента VII, выборы на папский престол кардинала Фарнезе (Павла III), апостола контрреформации, содействовали их взаимопониманию. Меланхтона должны были призвать в Париж. Умеренность, взаимное понимание, истинный религиозный дух, восторжествуют ли они? Осенью 1534 г. мир мог ввергнуться в один из самых жутких кризисов в своей истории. Два столетия войн, резни, проскрипций — имелся ли шанс этого избежать? Увы, подобная мирная перспектива, ужасавшая Карла V, приводила в ничуть не меньшее содрогание экстремистов обеих партий. Невшательский пастор Маркур побил все мыслимые рекорды.