Резиновый бэби - [34]

Наконец поели. Открыли окно. Снесли посуду к раковине. Старшая любила мыть посуду, это ее успокаивало. Все разошлись кто куда.

Девочка повисла на подоконнике и выглянула на канал. Каменные стены дома напротив ровно уходили под воду, дверь, выкрашенная синим кобальтом, висела над водой, и под ней не было ни крыльца, ни ступеней. В стороне, сбившись в кучу, спали утки, засунув головы под крылья. Вода цвета графита чуть шевелилась, будто дышала. Девочка сначала болтала головой, качая челкой перед глазами, и от этого мир распадался на множество статичных картинок, а потом вдруг застыла, приоткрыв рот. Справа по каналу медленно плыла длинная узкая лодка, в ней было семь женщин, одетых в черное. Они сидели ровно, не двигаясь, словно неживые. Их острые профили повторяли один другой, а алебастровые кисти рук лежали на длинных юбках. В уключины были вставлены горящие факелы, и свет от них плыл по воде вслед лодке.

* * *

На следующий день к дому подкатил дорогой автомобиль семьи Ван де Вурде. Старый маленький чемодан сунули в багажник, в щель между двумя большими чемоданами в бордовых чехлах. А девочка села на заднее сиденье к подруге. Ехали медленно – на узких улицах было много велосипедистов – сначала по набережной, там в ее любимой вафельной скучали два продавца в черных беретах, потом мимо свежепобеленного монастыря, потом через мост направо, по ратушной площади, так как ремонтировали улицу Оуде Бург, и, наконец, через парк к станции. В поезде она смотрела на островерхие фасады со ступенчатыми откосами. Потом на бесконечные поля. А уже через три часа самолет уносил девочку с миссис Ван де Вурде и ее дочерью в далекий Белиз на целых двенадцать дней. На Атлантический океан, под жаркое южное солнце.

* * *

А в Брюгге шел мелкий дождь, туристы сбились с пивом под зонтиками кафе. В башне уныло звонили колокола, и только лебеди, как ни в чем не бывало, качались на воде, подернутой мутной рябью. Сестры пили в гостиной кофе.

– Нужно передвинуть мебель. Станет легче. – Лив отскребла с чашки ногтем пятно.

– У нас как в древней Японии, – засмеялась Лота. – Неудачи в государственных делах – перенесем столицу. Но, видимо, есть в этом определенная правда.

– Может уж после? – Лея испугалась собственных слов.

– После чего?

Замолчали.

– Как сегодня она?

– Ты знаешь, она начала есть!

– Поможете мне?

– Что?

– Мебель двигать.

– Что за мания – сначала все мыть, потом двигать, потом мыть, потом двигать, потом опять мыть...

– Она путешествовать не любит, но обновить жизнь тем, что вещи будут стоять на непривычном месте – это, конечно, в какой-то степени выход. Будто в пути, будто на новом месте, будто не у себя, будто все заново, начисто. Черновики порвали – теперь версия окончательная, где все как нужно, как предполагалось, как планировалось! – Лота встала. – Я к матери наверх!

– Ну да... Вам же послание повторить!

– Да хватит уже. – Старшая одернула Лею. – Ты-то хоть поможешь? – Встала. Покрутилась вокруг. – Диван определенно идет к окну... У него низкая спинка, и он как раз встает и ничего не заслоняет... Ну... Стол журнальный – перед ним... А вот телевизор идет из левого угла у нас – в правый! Хорошо, что антенна входит в комнату посередине... И спокойно дотянется как до правого, так и до левого... Вот только шкаф тяжелый с книгами из ниши придется передвинуть туда...

* * *

Пляж был неширокий, с белым песком. Утыканный низкорослыми кокосовыми пальмами. Мать и дочь Ван де Вурде лежали на шезлонгах, переворачиваясь время от времени, чтобы загар был равномерным. Девочка тоже сначала лежала, но потом ей стало скучно, она нашла самый крупный орех, взяла его в руки, поболтала, послушала, как плещется внутри. Ей так захотелось сладкой копры, а открыть его она не могла. Девочка пошла вдоль берега и потащила его с собой. Орех был тяжелый, но бросить его она не хотела. Наконец, у одного из домов она увидела человека – тот сидел в кресле, вросшем в песок по самые подлокотники.

Девочка подошла к нему и попросила его вскрыть ей кокос. Мужчина кивнул, с трудом поднялся, ушел за дом и через минуту вернулся с огромным мачете в руках. Он был пьян, с трудом держался на ногах. Проваливаясь в песок, он каждый раз почти падал, но как-то сохранял равновесие и только ругался. Он подошел к девочке и вдруг угрожающе махнул мачете над самой ее головой. Девочка даже не моргнула – она стояла и смотрела ему прямо в глаза, на что он смутился, взял у нее из рук орех и прошел куда-то вправо. Девочка прошла за ним – он несколько раз оборачивался и бубнил что-то непонятное. Остановился, с силой наколол орех на железный прут, торчащий из песка, махнул своим огромным кованым мачете, разбил кокос, вернее, сделал в нем трещину, быстро бросил мачете в песок и огромными руками как клешнями разломил орех, так, чтобы сок не вытек, а остался в двух его половинах. Наклонился к девочке. От него сильно пахло перегаром, и девочка подумала, что вот так легко он мог бы размозжить этой железякой ее голову. Она взяла половинки в руки и быстро пошла в отель.

Мужчина ей в спину крикнул одну фразу, и девочка повторяла ее всю дорогу до отеля. Фраза была на языке, которого она не знала, но ей очень хотелось узнать, что же он ей сказал, а в отеле кто-нибудь из местных мог бы ей, наверное, ее перевести.