Резинки - [22]

Политическое преступление? Имел ли этот человек то тайное влияние, которое иные ему приписывали? Даже и в этом случае нужно быть Руа-Дозе, чтобы выдумать такие нелепости: одно убийство в день в одно и то же время… К счастью, на этот раз он не стал делиться своими галлюцинациями с регулярной полицией. Лоран еще помнит о последней блажи министра: якобы в порту ежедневно выгружалось значительное количество вооружения и снаряжения, предназначенное для одной революционной организации; следовало немедленно прекратить это безобразие и арестовать виновных! На три недели полицейские забыли, что такое сон: досконально проверенные складские помещения, трюмы, перерытые сверху донизу, ящики, открытые один за другим, разложенные (а затем заново сложенные) кипы хлопка (они были тяжелее, чем обычно). Всю добычу составили два незадекларированных пистолета и охотничье ружье, которое один незадачливый пассажир запрятал в чемодан, чтобы не оплачивать таможенный сбор. Никто не принимал этого дела всерьез. Через несколько дней полиция стала посмешищем для всего города.

Главному комиссару не хотелось снова ввязываться в такую авантюру.

6

Выйдя из полицейского управления, Валлас снова оказался во власти этого ощущения пустоты в голове, которое он сначала отнес к холоду. В этот момент он подумал, что сыграть свою роль в этом могла и долгая прогулка натощак — которая не могла быть компенсирована завтраком на скорую руку. Чтобы быть в состоянии обдумать как следует слова комиссара и навести порядок в собственных мыслях, он счел полезным позавтракать поплотнее. Итак, он вошел в замеченную часом раньше пивную, где с аппетитом съел яичницу из двух яиц с ветчиной и черным хлебом. В то же самое время он попросил, чтобы официантка объяснила ему самую близкую дорогу до Коринфской улицы. Проходя снова перед скульптурой, украшавшей площадь Префектуры, он подошел к ней поближе, прочитав надпись, выгравированную на камне, находящемся напротив западной стороны постамента: «Колесница государства — скульптор В. Давли».

Он легко нашел клинику, но доктора Жюара не было на месте. Медсестра, которая принимала его, захотела узнать в чем дело; он ответил, что хотел переговорить с доктором с глазу на глаз; тогда она предложила ему встретиться с мадам Жюар, которая — как она говорила — тоже была врачом и кроме того руководила клиникой. Валлас вышел из положения, заявив, что разговор не по части медицины. Такое объяснение вызвало — без видимых причин — у медсестры улыбку, но она не стала больше ни о чем расспрашивать.

Ей было неизвестно, когда вернется доктор; следовало прийти попозже или позвонить. Закрывая за ним дверь, она прошептала — достаточно громко для того, чтобы Валлас услышал ее:

«Все как один!»

Он возвратился на площадь и обошел префектуру справа, намереваясь выйти к Циркулярному бульвару вблизи улицы Землемеров; но он заблудился в лабиринте маленьких улочек, неожиданные извивы и петли которых заставили его пройти много больше, чем требовалось. Перейдя наконец через какой-то канал, он оказался в знакомом квартале: это была Брабантская улица и кирпичные дома экспортеров леса. На протяжении всего пути его внимание было занято тем, как сохранить верное направление; и когда, перейдя через бульвар, он оказался перед маленьким особняком, окруженным бересклетом, особняк этот вдруг показался ему мрачным, тогда как утром, напротив, он был поражен его кокетливым видом. Он попытался отмахнуться от этих безрассудных мыслей и решил, что теперь для перемещений по городу будет пользоваться трамваем.

Только тогда он заметил за собой, что на протяжении почти получаса его сознание было занято исключительно выражением лица медсестры и ее тоном: сама вежливость, но словно бы преисполненная недомолвок. Вид у нее был почти такой, будто она догадалась, что он ищет сговорчивого врача, — бог знает для какой надобности.

Валлас идет вдоль изгороди, за железной решеткой, и останавливается перед калиткой, откуда с минуту рассматривает фасад дома. Два окна на первом этаже, три на втором, одно из которых (то, что слева) приоткрыто.

Вопреки своим ожиданиям, он не слышит при входе в сад никакого предупредительного сигнала. Он закрывает калитку, идет по усыпанной гравием круглой площадке и поднимается по четырем крылечным ступенькам. Нажимает на кнопку звонка; слышит, как он раздается внутри. Посередине покрытой лаком дубовой двери сделано прямоугольное застекленное окошечко, защищенное замысловатой железной решеткой: что-то очень похожее на перемешанные цветочные стебли с длинными гибкими листьями… с таким же успехом это могли быть клубы дыма…

Подождав некоторое время, Валлас звонит снова. Так как никто ему не открывает, он заглядывает в окошечко, но безуспешно: внутри ничего не видно. Тогда он поднимает голову к окнам второго этажа. В левом он видит старую женщину, которая слегка наклонилась, чтобы рассмотреть его.

— Что вам угодно? — кричит она, заметив, что ее обнаружили. — Здесь больше никто не живет. Будет лучше, если вы уйдете, мой мальчик.

Голос сухой и недоверчивый, но, как можно догадаться, есть все-таки возможность ее задобрить.