Резидент галактики - [49]

– Знаешь, – сказала она, вклиниваясь в поток Греткиной болтовни, – я себе, кажется, ребеночка заведу.

Гретка, как сидела, разинув рот, чтобы вложить в него кусок вафли, так и застыла. Спустя некоторое время она отложила вафлю и спросила:

– Ты что? Сдурела? – она поняла, что Лала не шутит.

Это замечание Лалу слегка уязвило.

– Почему это «сдурела»? У всех нормальных женщин дети есть, – сказала она, сделав легкое ударение на слове «нормальных». – Вон, одна моя знакомая, итальянка, уж на что бандитка, и та решилась ребенка оставить, хоть ее, может, и убьют не сегодня-завтра.

– Родная! – сказала Гретка с ядовитой ухмылкой. – Я не знаю, с какими итальянскими бандитками ты в этой больнице познакомилась, но сдается мне, что врачи, когда тебя переводили, маленько ушибли тебе голову. Ребенка ей, видишь ли, захотелось! А на какие шиши ты его кормить будешь?

– Выкормлю, – уверенно сказала Лала, мельком взглянув на свою высокую грудь. – И воспитаю. А деньги – это все хеч! Мелочь! Перебьемся как-нибудь. Работать пойду.

– Уморила! – захихикала Гретка. – Скажу пацанам – обхохочутся! Наша Лялька – швейка на «дунькиной фабрике«! (так с незапамятных времен прозывался трикотажный комбинат неподалеку от ее квартала). Сто пятьдесят рэ в месяц плюс прогрессивка! – уничтожала ее Гретка. – Да тебе этого даже на босоножки «саламандровые» не хватит. Дура!

Сама Гретка за свою жизнь не проработала еще ни единого дня. Древнейшая профессия, которой она при помощи отчима овладела с детских лет, обеспечивала и ей и ее старенькой матери веселую и безбедную жизнь. И на какие-то мгновение пожалела ее Лала, нежно и искренне, как пожалела только что и о собственных, бесцельно прогулянных ею годах, и сказала она с чувством и участием в голосе:

– Нет, это ты дура, Гретка. И ни фига-то ты не понимаешь в колбасных обрезках. Ты – как стакан в автомате – кинул, выпил и пошел. А ребенок – это то, что тебя от вещи отличает. Это – твое, понимаешь? Выношенное, выплаканное, большое, родное, что ли… Не умею я красиво говорить, Грет, а то бы объяснила. Только ты ведь этого не поймешь. Ты ж бесплодная. А значит и не женщина вовсе.

– А кто же это я по-твоему? – ледяным тоном осведомилась Гретка.

– Не разберешь… – виновато улыбнулась Лала. – Вроде как… ходячая! Ты уж не обижайся!

– Это ты… ходячая! Курвятина, погань рыжая! – визжала она, брызжа слюной. – И мать твоя такою же… была! И дочь твоя такою же… будет!

Лала со смехом замахала руками:

– Ой, Гретка, я тебя умоляю! У меня от тебя голова болит! Шла бы ты туда-то и туда-то, а?

Да, драгоценный мой читатель, я согласен с тобой, моей Элизе срочно необходимо знакомство с Пикерингом. Его прибытие уже запланировано. Поэтому не пугайся речи моей героини. По-другому она пока говорить не умеет.

Гретка выскочила из дому, на прощание так хрястнув дверью, что от стены отвалился кусок штукатурки. Лала замела его, протерла паркет влажной тряпочкой и втайне подумала, что если «бабушка» видел ее сейчас, то одобрил бы ее действия. К прошлой жизни она возвращаться не собиралась. Но и будущая представлялась ей зыбким и туманным пятном миража в раскаленных песках безжалостной реальности. И мысль о будущем ребенке была для Лалы чем-то вроде желанного оазиса – временного прибежища от свирепых самумов жизни.

Собственный организм Лала изучила до тонкостей, подобно часовщику, многажды собравшему и разобравшему любимый прадедовский «брегет» до последнего винтика. До сей поры ее организм решительно отвергал все чуждое, инородное, нарушавшее его размеренное функционирование, однако теперь ему требовалось именно э т о.

Оставалось только решить вопрос о том, кому предстоит стать зачинателем ее первенца. С телефонной трубкой в одной руке и записной книжкой – в другой, Лала внимательно просмотрела обширный список своих прошлых друзей, и решительно отвергла всех до единого. Все они принадлежали той, другой, далекой теперь от нее жизни, и сама мысль о встрече с кем-либо из них была ей противна. Можно было бы просто выйти на улицу, в парк, чего она избегала делать ранее по причине чрезмерного обилия приставателей. Однако доверить высокую миссию первому попавшемуся бабнику, дураку или пьянице она тоже не собиралась. И невольно вспомнила она с том, кто за последнее время стал ей всех ближе и роднее, о милом, тихом, бессловесном «бабушке». Если верить ему, то он бывший человек, только мозги у него переделанные. На пьяницу он не похож, дураком его не назовешь, хоть и особенным умником – тоже. С ним можно хотя бы посоветоваться. И уверив себя, что дружеский совет ей сейчас необходим более всего, Лала позвала его, как обычно делала раньше, закрыв глаза и тихо, но твердо повторяя про себя его имя.

Откуда ей было знать, что миниатюрная радиостанция весом в полтора миллиграмма, преобразующая биотоки ее мозга в электромагнитное излучение, уже давно отделилась от мозжечка, совершила два круга по кровеносным сосудам, почкам и мочеточникам и покинула ее организм полчаса назад? Простые же, человеческие мысли были нашему резиденту, увы, недоступны.

А Лала звала его на широчайшей телепатической волне, напрягая все свои душевные силы, вкладывая всю свою нежность, страсть и томление по неведомому в эти думы, повторяя его имя на все лады.