Рейс - [17]

Сергей сел пить чай с мастером, не выпуская из поля зрения дверь слесарки.

Сыромятникову было тридцать четыре года, рассказал мастер. Нелюдимый, неженатый, живет в Твери с матерью. Мало с кем общается. Но заядлый охотник и рыбак.

Ожидание затянулось. Уже вечерело. Антон перезвонил, сказал, что группа торчит в пробке на Ленинградке перед Солнечногорском, попросил еще «малька потерпеть» и ничего без него не предпринимать. Сергей пообещал, но в конце концов не выдержал, снял «Макаров» с предохранителя и прогулочным шагом, руки в карманах, пошел по тропинке, протоптанной среди заросшего травой пустыря, к слесарке.

Когда до желтого здания оставалось метров двадцать — двадцать пять, дверь слесарки, оббитая проржавевшей жестью, отворилась, оттуда вышел высокий худой человек, одетый более чем странно для теплого безоблачного июльского вечера. На нем была темно-коричневая фетровая шляпа, темные очки с широкими, закрывающими треть лица стеклами и длинная тонкая, зеленого маскировочного цвета плащ-накидка от дождя. Человек слегка прихрамывал на левую ногу.

Не поднимая головы, глядя себе под ноги и деловито напевая вполголоса какую-то знакомую песню то ли из мюзикла, то ли еще откуда, словно не замечая идущего навстречу Алехина, незнакомец обошел его слева и продолжил было путь, когда Сергей обернулся и окликнул его: «Простите, товарищ… Вы не Сыромятников?»

Незнакомец остановился, повернул голову почти на сто восемьдесят градусов и после едва заметной паузы буркнул: «Нет», отвернулся и продолжил путь.

— А можно ваши документы посмотреть? — неожиданно продолжил Алехин, хотя спросить хотел совсем другое.

В этот момент к конторе на двух машинах уже подъезжали Слуцкий с оперативниками. Алехин не видел их. Он больше не видел ничего и никого, кроме Офтальмолога перед собой. Сомнений, что это и был маньяк, у него не было. Хоть и выглядело все это даже для самого Алехина как-то глупо и ненатурально. Как, к примеру, встретиться в каком-нибудь зачуханном Лыткарино лицом к лицу с настоящим киношным злодеем из «Молчания ягнят» или «Шерлока Холмса». Весь этот дурацкий опереточный прикид со шляпой, плащом и очками, однако, не сбил его с толку, хоть и немного отвлек.

— Да, конечно. Сейчас, — незнакомец остановился, развернулся и поспешил назад, к Алехину. На ходу он сунул руку во внутренний карман пиджака под плащом и еще ускорил шаг.

Заточенная, как бритва, стальная ложка оказалась в руке Сыромятникова быстрее, чем «Макаров» — в руке Алехина. Маньяк метил в сонную артерию, но чуть-чуть промахнулся. Сталь чиркнула майору по горлу. От резкой боли Алехин вскрикнул и упал на колено. И тут же получил второй удар — сверху вниз, в левую скулу. Ложка пропорола щеку, скользнув по верхней челюсти и выскочив между губ. От удара Алехин почти откусил себе язык. Его рот мгновенно заполнился кровью.

Сыромятников развернулся и кинулся бежать. Выдернув ложку и бросив ее на землю, Алехин вынул из-за пояса пистолет и сделал три выстрела по маньяку, убегающему в сторону широких очистных колодцев сразу за слесаркой. Стрелял по ногам. Хотел взять живым. Ни разу не попал.

Зажимая ладонью кровоточащую рану на шее, он ринулся вслед за Офтальмологом. Снова выстрелил. И снова промахнулся. И еще раз. И еще.

Офтальмолог перевалился через метровый забор и, огибая люки очистных слева, побежал к сточному каналу, который спускался по пологой горке прямо к Волге.

— Шывомяшников, штой! — с трудом ворочая распухшим языком, на сбившемся дыхании прокричал Алехин, отнимая руку от шеи и перепрыгивая через забор очистных.

У бордюрного бортика канала Алехин почти догнал запыхавшегося Офтальмолога.

Между тем спецназовцы, вооруженные автоматами, добежали до слесарки и увидели их. Слуцкий не давал приказа стрелять — Алехин был в секторе обстрела.

— Почему не подождал?! — Антон в сердцах бросил сам себе, уже успев опередить автоматчиков в тяжелых брониках и касках метров на пятьдесят.

Алехин не слышал его негодующего возгласа — он целился в маньяка.

Сыромятников, взобравшийся на ограждение сливного канала, представлял собой идеальную мишень. До него было метров двадцать пять, когда Алехин, задыхаясь, отплевываясь кровью и зажав рукоятку пистолета обеими руками, замер. Дыхание сбилось, рука дрожала. Темнело в глазах. Задержав дыхание и мысленно пожелав маньяку сдохнуть, Алехин нажал на спуск. В этот момент блеснул последний луч заходящего солнца — и ударил ему в глаза. Гильза выскочила из отражателя и шмякнулась в траву. Сергей не знал, попал он или нет. Стрелял уже по корпусу.

Покачавшись на бортике несколько секунд, Офтальмолог схватился рукой за правый бок и рухнул в мутный вонючий канал. Стремительное течение понесло его вниз, в Волгу. Шляпа слетела, и голова подпрыгивала в бурлящей воде, как мяч. Алехин, не раздумывая, прыгнул вслед за ним.

В самом устье канала, за сто метров от сброса, он поравнялся с Офтальмологом, обхватил его правой рукой за шею и начал душить. Офтальмолог отбивался, как мог. Они оба то исчезали, то вновь выныривали на поверхность.

Слуцкий приказал автоматчиками бежать вдоль канала к Волге, а сам прыгнул за Алехиным. Ростом на голову выше друга, косая сажень в плечах, мордастый, румяный, русоволосый, одним словом, былинный русский богатырь из серии «Мои первые книжки», — он ушел под воду, как бомба, подняв ниагарский водопад брызг, и, вынырнув, широкими и резкими саженками, на полкорпуса выскакивая из пенящейся мутной воды, поплыл вслед за Сергеем.