Рэймидж и барабанный бой - [81]

— Ветер немного повернул, сэр, — сообщил Саутвик. — Чистый вест теперь.

И он стал еще слабее. Рэймидж сомневался, делают ли британские суда намного больше, чем узел. Но даже учитывая отсутствия ветра, он был удивлен медленным темпом сражения. Сражения между отдельными судами — его единственный опыт до сих пор — были намного быстротечнее и куда понятнее: разница как между шашками, где два игрока могут двигать их только в одном из двух направлений, и шахматами, где концентрация на диагональных проходах слона, например, оставляет вас беззащитным против коварного прыжка коня. И сейчас сэр Джон играл в шахматы на доске, половина которой была скрыта от него в дыму.

Без пятнадцати минут час. Его ноги горели; он чувствовал, что его мутит от голода. И, как предчувствие сильной зубной боли, стоял острый вопрос: почему Кордова теперь держит на северо-запад? Это уводило его от его подветренного подразделения и, что более важно, далеко от Кадиса. Это была уловка: он был уверен в этом. «Сан Николас», «Сантиссима Тринидад» и остальная часть авангарда скоро будут на траверзе. Но важнее было то, что «Каллоден», «Бленхейм» и «Принц Георг» все еще не догнали последние испанские суда.

В течение десяти минут он шагал взад-вперед вдоль правого борта, время от времени потирая шрам на лбу. Его пистолеты — он нашел ящик и свою одежду там же, в хлебной кладовой, куда засунул их, когда «Кэтлин» была захвачена, — были засунуты за пояс и больно давили ему на ребра. Он вытащил их и отдал Джексону. Не желая говорить с Саутвиком, он послал его вниз за какой-нибудь едой и был благодарен, когда стюард принес половину холодного цыпленка, которого он проглотил мгновенно, разрывая руками.

Медленно суда авангарда Кордовы потянулись на траверзе и дальше. Был уж почти час дня, а «Виктори», идущая вслед за поврежденным «Колоссом», все еще не поворачивала — «Колосс» был, вероятно, на ее пути — но «Каллоден», казалось, выиграл немного у испанского арьергарда и шел хорошим ходом перед «Бленхеймом».

Стюард пришел с миской воды и салфеткой, и Рэймидж ополоснул жирные пальцы. Бессмысленно, возможно, так как он может превратиться в бесформенную массу плоти и крови до того, как стрелки часов доберутся до следующего часа. Что заставило его думать об этом? Он вздрогнул, пытаясь отбросить эту дикую идею, поскольку из всех кораблей британского флота «Кэтлин» была в самом безопасном положении: ни один из испанцев не напал бы на нее.

Когда он вытер руки и отдал салфетку стюарду, он глянул через плечо стюарда, и его желудок свело судорогой.

Вместо бортов «Сантиссима Тринидад», «Сан Николаса» и остальной части авангарда, он смотрел на их правые скулы: за те несколько мгновений, пока он был занят мытьем рук, они привелись к ветру, поворачивая в сторону «Кэтлин» и, очевидно, намереваясь пройти очень близко от конца британской линии, вероятно, обстреливая при этом «Превосходного» (и «Кэтлин» также, так как она окажется на линии огня).

Рэймидж чувствовал, что смотрит на шахматную доску сверху и может предвидеть следующую полудюжину ходов с неестественной ясностью: если сэр Джон не сигнализирует немедленно восьми кораблям, образующим британский арьергард, повернуть все вдруг и перехватить их, ничто не сможет остановить корабли Кордовы, идущие, чтобы соединиться с его другими шестью кораблями с подветренной стороны, как только они минуют корму «Превосходного». И с его флотом, соединившимся снова, Кордова сможет тогда снова лечь на курс, ведущий к убежищу Кадиса. И острова дыма, конечно, скрывают весь этот маневр от «Виктори».

Рэймидж сказал:

— Мое почтение мистеру Саутвику: я хочу, чтобы он вышел на палубу немедленно. Старшина-рулевой, приведите нас к ветру, но я не хочу, чтобы это было слишком заметно.

Идея — фантазия, можно сказать, — захватывала его все сильнее. Так, наверное чувствует себя человек, задумывая самоубийство. От этой мысли у него закружилась голова.

Джексон видел, как он потирает бровь и смотрит с тревогой на корабли впереди, и, предположив, что капитан ждет сигнала от коммодора, от адмирала Томпсона на «Британии» или сэра Джона на «Виктори», американец тщательно навел подзорную трубу. И почти сразу же последовательность флагов затрепетала на мачте флагмана.

— Позывной «Минервы», сэр, и… — Джексон пролистал книгу сигналов, — …и «Колосса»: «Взять на буксир».

Рэймидж, который инстинктивно шел к Джексону в ожидании приказа «Поворот все вдруг», развернулся на пятках, чтобы скрыть гнев и разочарование, и снова увидел ведущие корабли Кордовы. У них теперь был ветер приблизительно на три румба сбоку по корме — что давало им почти максимальную скорость.

Саутвик топал по трапу, звеня ножнами своего меча, и прежде чем Рэймидж обернулся, чтобы заговорить, воскликнул:

— Вот! Они делают это! Я знал, что так будет!

Он глянул вперед, увидел, что «Виктори» и еще восемь кораблей за ее кормой все еще не повернули, и добавил злобно:

— Ничто не может остановить этих пожирателей рыбы, если все мы не повернем все вдруг! Так сделайте это, чтобы я не зря прожил этот день! Только посмотрите на них — тащатся как отара овец, и нет даже собаки, чтобы напугать их гавканьем! Да ведь если бы их ведущее судно отклонилось от курса пару раз, то по крайней мере полдюжины из них столкнулись бы!