Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь) - [9]

Социалистические же идеалы никоим образом не могут претендовать на значение лозунгов практической текущей государственной политики. Потому что, поскольку они основаны на предпосылке добровольного труда индивидуума на общую пользу коллектива и всеобщей солидарности, поглощающей отдельные эгоизмы, они могут быть осуществлены не иначе и не ранее как в результате далекой эволюции морально-интеллектуального чувства. И только при определенных условиях технически-промышленного прогресса. А до тех пор социализм - не политическая программа, а доктрина. Не юридический институт, который можно декретировать в принудительном законодательном порядке «по указу Его Величества Пролетариата». Или - еще менее революционный факт, который можно создать в порядке захватном, как этого желают крайние течения большевизма, а только идея. Одна из прогрессивнодемократических идей, проникающих [в] политическую мысль нашего времени и направляющих стремления современной жизни к достижению, путем социальных улучшений, справедливого, равномерного распределения между людьми тягот тяжелого труда по добыванию средств к существованию, на который обречено человечество.

Отношение социалистических партий к несоциалистической России - отношение ничтожного меньшинства к огромному большинству. Если и верно утверждение, что за теориею антисоциализма, исповедуемой кучкой интеллигентов, стоит огромная масса аполитических слоев населения, и ею покрываются своекорыстные классовые интересы буржуазных слоев, то ведь, и с другой стороны, верно, что за кучкой социалистов-доктринеров стоит огромная аморфная масса темных слоев населения, в которой социалистические лозунги будят лишь смутные инстинкты, лишь анархические вожделения захватов и присвоений. Тоже собою покрывая своего рода «классовые» интересы -своекорыстные эгоистические интересы неимущих классов.

Революционная идеология социалистов граничит с изумительною фантастикой. Они думают, что в революционном горниле можно выковать по заготовленному штампу самую усовершенствованную форму социально-экономического строя. Что силою революционного натиска можно сразу изменить индивидуалистическую «коллективную психику, искоренить вековые навыки и устои социальной жизни и внезапным превращением создать в стране, коснеющей во тьме невежества, с рабскими антиобщественными и антигосударственными навыками и анархическими инстинктами, светлый социалистический рай.

Робеспьер, с отличавшей его тупою прямолинейностью доктринера-революционера, думал декретом конвента отменить в старой католической Франции католицизм и заменить его религиею разума по установленному им ритуалу. Наши социалисты, опьяненные внешними успехами революции и в слепом самообольщении властью среди общего безвластия, считают все возможным, все достижимым, стоит только сломить сопротивление реакционных буржуазных сил и сделать усилия к устранению последних препятствий на пути победоносной революции.

Но революционный угар пройдет. И вместе с ним исчезнут многие иллюзии. И прежде всего исчезнет иллюзия власти, которой у социалистических партий в действительности нет, ибо демагогия не есть власть в государственном смысле, и анархические элементы населения и солдаты-дезертиры - не опора для государственного управления. И тогда обнаружится бессилие революции для удержания и закрепления ее завоеваний...

Речь. 1917,3 (16) июня. № 128 (3870).

Шульгин В.В. «ПУСТИ, Я САМ!»

Если бы удалось на время забыть о болезненных ожогах современности, подняться на известную высоту, мысленно отойти куда-то дальше от страшной трагедии, в которой мы участвуем, словом, если бы найти в себе силы отнестись философски ко всему тому, что происходит, то, вероятно, можно было бы сделать некоторые выводы.

Представим себе концертный зал, в котором скрипач и публика.

Если публика имеет право только слушать и ничем не выражать своего одобрения или неодобрения, то это есть нечто вроде самодержавия.

Если же публика имеет право аплодировать музыканту или свистеть и тем самым или понуждать его играть дальше, или же уходить с эстрады, то это... правильный демократически строй.

Но если публика не ограничивается аплодисментами или свистом, а сама лезет на сцену, если толпа учит музыканта, если сопилочные меломаны вырывают скрипку и пытаются водить смычком по струнам, извлекая из благородного инструмента кошачьи завывания, то это... тот строй, который у нас теперь.

Каков бы ни был скрипач, даровит или бездарен, все же он неизмеримо выше в отношении музыки тех людей, которые никогда скрипку в руках не держали. Но при самодержавии людям этим разрешалось только слушать, и нельзя было выражать своего протеста даже тогда, когда играли плохо и не то, что нравилось. Удивительно ли, что когда им дали свободу выражать свое мнение, они этим не ограничились и захотели играть более активную роль.

Беда именно в том, что разволновавшихся людей сейчас нельзя убедить в том, чтобы они сели на свои места и слушали. Но через некоторое время, разумеется, им надоест и опротивеет раздирающий концерт невежд, они рассядутся и потребуют музыкантов.