Революция 1917 года глазами современников. Том 1 (Январь-май) - [93]

Не только ныне не может властвовать рабочий класс в России, но и никогда не может властвовать никакой класс. Природа власти — сверхклассовая. Классовое государство разлагает власть. Социалист, вошедший в правительство, будет так же защищать гражданские права буржуа, как и всякий другой министр, он должен заботиться о продовольствии всех классов населения, о безопасности и обороне русского государства, об организации полиции, поддерживающей порядок, о суде, обеспечивающем права граждан, к каким бы классам они ни принадлежали. Всякая власть должна быть сильной, — бессильная власть есть бессмыслица и она ни к чему не нужна. Пример бессильной власти был явлен в последние времена старого режима. И особенно сильной должна быть власть в эпоху такого кризиса, который переживает сейчас Россия. Но сильная власть должна пользоваться доверием и иметь поддержку в народе. Она должна чувствовать, что выражает ту среднюю линию воли целого народа, которая одна только и может вывести Россию из кризиса. Власть ответственна, когда на нее возложили ответственность за управление страной, когда ей предоставлена свобода действия и не вмешиваются в каждый ее шаг. Мания недоверия, которой сейчас отравлен русский народ, разлагает не только власть, она разлагает Россию, она убивает душу народа. Эта безответственная проповедь недоверия повсюду, это разыскивание «буржуазности» есть величайшее зло наших дней. Принцип демократии понят у нас прежде всего как недоверие и подозрительность ко всякому проявлению личного начала. И это есть наследие старой России, переживание старого рабства. Проповедь недоверия солдат к офицерам и генералам разлагает армию и ставит Россию в положение беззащитное. Проповедь недоверия к «буржуазии» и «буржуазному» правительству разрывает Россию на части, хочет уничтожить всякое воспоминание о народном единстве. И это — рабья проповедь. Выходит даже, что после революционного переворота недоверие сделалось больше, чем при старом режиме. Первые дни русской свободы отравлены. Проповедь недоверия отрицает человека в России, достоинство личности, она отрицает русский народ. И для спасения России и русского человека должно наступить нравственное отрезвление и оздоровление, суровое сознание нравственной ответственности. Нравственная и религиозная аскеза должна положить предел безответственным и распущенным оргиям социальной мечтательности.

8 мая 1917 г.

Русская свобода. 1917. № 6. С. 3–6.

Трайнин А. СВОБОДА И ПРИНУЖДЕНИЕ

Коалиционное правительство, представляющее все элементы революционной России, обладает достаточной силой авторитета, чтобы действовать от имени и на благо России. Но для того чтобы действия эти дали весь государственно-необходимый результат, новое министерство должно обладать и авторитетом силы, способной не только призывать и убеждать, но и предписывать, повелевать и принуждать.

С первых дней свободы с разных концов России вместе с добрыми вестями о начавшейся творческой работе стали приходить сведения о случаях самоуправства, бесчинства и насилия. Было бы величайшей ошибкой переоценивать размеры этих явлений. Но революция достигла той стадии, когда ее безопасность и ее достоинство не мирятся и с этими отдельными актами насилия. Теперь недостаточно ссылаться на то, что в упоении свободой недисциплинированные умы потеряли грань между революционным и анархическим, допустимым и запретным. Теперь, после двух месяцев напряженного до крайней степени государственного строительства, когда все трения преодолены и вся Россия — порыв к творческой жизни в свободе, всякое насилие, не встретившее противодействия власти, есть свидетельство слабости революции, ее государственной немощи и, следовательно, политической неустойчивости.

Поэтому революция ради себя самой должна найти средства сделать реальным, подлинно-общеобязательным каждое распоряжение, каждый акт нового правительства. Для этого революция должна быть не только гуманной, но и сильной; власть — не только единой, но и твердой.

Настал момент, когда необходимо преодолеть еще один опасный предрассудок, оставленный старой властью. Старый режим так произвольно и противоправно прибегал к репрессиям, что самое пользование принудительной властью в его руках неизменно превращалось в насилие над свободой и законом. Отсюда в свободной России естественное, почти непреодолимое отвращение к пользованию репрессиями. Близкое к концу разрешение продовольственного кризиса — изумительное доказательство того, как порой всесилен призыв к чувству гражданственности населения. Но обращение к добрым чувствам не может быть единственным, исключительным методом правительственной политики, по крайней мере при современном состоянии государства. Поэтому было бы новой жертвой отжившему строю из того положении, что старый режим был основан на силе и держался страхом, делать вывод, что всякое принуждение и реальное пользование властью стесняет свободу.

Власть, в распоряжении которой — только нравственные поучения, перестает быть властью. А свободе, опирающейся на такую власть, грозит тягчайшая опасность. Поэтому глубоко поучительно, что не кто иной, как верный слуга свободы, ее признанный рыцарь и бессменный страж А.Ф. Керенский первым провозгласил преследование виновных «по всей строгости законов».