Революция 1917 года глазами современников. Том 1 (Январь-май) - [138]

Фактически установленный 8-ми часовой рабочий день — это прежде всего сокращение в среднем на 20 % нынешнего производства страны. Ни для кого не тайна, что силы и размеры отечественной промышленности оказались совершенно несоответствующими тем требованиям, которые предъявила им война. Даже путем полного игнорирования самых насущных потребностей мирного населения страны, — она далеко не в состоянии удовлетворить запросы обороны. Мне передавал один из участников той делегации, которая вела в прошлом году переговоры в Лондоне о предоставлении валюты России на оплату ее заграничных заказов по военному снаряжению, что он был поставлен в самое тягостное положение, когда один из представителей финансового мира Лондона ему сказал: “Мы вполне сознаем, что вам необходима в этом деле наша помощь; вы требуете от нас пушек, снарядов, автомобилей, аэропланов, локомотивов, даже сукна, седел, подков, гвоздей — мы все это даем вам охотно, но скажите вы сами, — что же можете вы-то внести в общий запас снаряжения союзных держав? Может быть, кирки, лопаты, топоры, веревки?” Увы! — должен был ответить наш делегат, и этих предметов за тройную цену у нас не достать. Если социал-демократическая партия выставила своим лозунгом 8-ми часовой рабочий день, то ведь русский народ в своем полном объеме выставил другой лозунг — “Все для войны”; как же примирить эти два положения, взаимно исключающиеся. Если бы в переживаемый нами момент, когда для всех ясно, что залог победы не только в актах героизма и самопожертвования, но и в высшем напряжении трудовой жизни нации, если бы раздался клич: “К сверхнормальной работе, товарищи! Дайте родине предел того, что могут дать вам ваши мышцы, ваш интеллект” — я думаю, что это было бы более в тон настроению страны, чем призыв к добавочному отдыху.

Как известно, “8-ми часовой рабочий день” был выдвинут как лозунг социал-демократического учения его основателем Марксом. Но, несмотря на то, что с тех пор прошло три четверти века, за исключением отдельных случаев (в Ново-Зеландии, в работах европейских и американских рудокопов), он нигде не получил точного себе применения. Как известно, во Франции после долгих перипетий борьбы, закон о нормировке рабочего дня наконец получил свое осуществление в 1912 году. Был установлен 10-ти часовой рабочий день, вводимый в 4-х летний период с правом первые два года работать 11 часов, два года по 10 1/2 часов и только в 1916 году 10-часовая норма вступила в силу. В Англии урегулирован только труд женщин и детей. Труд взрослого мужчины свободен от всякой регламентации. В рудниках для подземной работы взаимным соглашением установлен 8-ми часовой рабочий день, а в Ноттингемском округе даже 7 1/2, так как практически было дознано, что всякое продление этого времени в тяжелых условиях подземной работы скорее понижает, чем повышает производительность. Зато в том же Ноттингемском округе все надземные шахтные работы производятся не менее 10 часов. В Америке, где все шахты в своих законодательствах вполне автономны, в некоторых (меньшинстве) введено ограничение рабочего времени, — но во всех без исключения с оговоркою, что такое ограничение не обязательно там, где состоялся сепаратный договор между работодателем и рабочим. И это почти полное отсутствие применения в чистом виде принципа 8-ми часового рабочего дня не является случайностью. Всякое принципиальное начало, не получившее коррективов от самой жизни, вводимое в нее непосредственно, может оказать такой же вред, как чистый азот, вводимый в организм растения, несмотря на его необходимость в его жизни. Всякое осуществление истины должно быть соглашением между безусловной идеей и условностями жизни. Лучшим примером служит христианство; заповедь Христа “люби ближнего, как самого себя” была тою вехою, к которой человечество от времен язычества, от средневековых ужасов неустанно двигалось по пути признания прав человека. Такою же вехою в жизни рабочего класса является принцип 8-ми часового рабочего дня, как лозунг стремления рабочего класса довести свою работу до той нормы, которая не являлась бы помехою для исполнения иных, духовных запросов жизни. Но как нельзя представить себе жизнь современного человечества огульно, в чистом виде осуществляющую заповедь Христа, так нельзя представить себе рабочего — особенно в условиях переживаемого времени — отдающего 8 часов работе и 16 часов отдыху.

При оценке параллельной работы рабочего русского и его европейского и американского собрата — нельзя не считаться и с нашими бесчисленными праздниками. Я твердо убежден, что никакими декретами нельзя будет немедленно уничтожить празднование не только двунадесятых праздников, но и таких дней, как Ильин день, Петров день, Покров, Николин день, Казанской Божией Матери и др., это должно быть результатом очень длительной и сложной работы. Охранение своих праздников не есть столько стремление к добавочному отдыху, сколько результат известного уклада русской жизни, в своем прошедшем мало радостной и мало привольной.

Россия участвовала в Парижской конференции по организации экономических взаимоотношений союзников после войны. Какими же таможенными ставками должна она будет оградить свой народный труд и какою новою тяготою ляжет такая мера на все остальные классы населения России? Обходить эти вопросы нельзя; но все эти соображения совершенно теряют свою остроту сравнительно с неотложно стоящими перед Россией вопросами о достижении победы во что бы то ни стало. Жертвы должны приносить все классы общества, начиная с классов имущих, и не в виде лишь одних доброхотных даяний; исключительные заслуги рабочей партии в деле завоевания России свободы — единодушно признаны всей страной, но “кому много дано, с того много и взыщется”, и для нее в данный момент не может быть иного лозунга, как “победа — ценою всяких жертв”» (Утро России. 1917. 19 марта. № 75).