Революционер на паровом ходу - [18]

После чего Эрхард и Роза ушли во тьму, так же как и пришли, а вот Карлу ещё пришлось до утра клеить коробочки, бережно вкладывать в них звуковые валики, а сверху пришлёпывать адрес. И конечно не забыть спрятать звукозаписывающую установку в заблаговременно вырытый в земляном полу подвала тайник под половицами.

Первое работающее кафе ему попалось, только когда он добрался до проспекта. Ещё пару лет назад, бедный школяр и думать не мог заглянуть в такое заведение. Да его бы попросту не впустили. Теперь привратник услужливо распахивает перед ним дверь. Внутри приятная прохлада и ни одного посетителя. Красота!

— Чего изволит сударь?

— Чашечку кофе, и почему у вас так тихо? Включите, что ли, музыку.

— Желаете выбрать мелодию сами?

— Нет, полагаюсь на ваш выбор.

— Как будет угодно.

Официант подал кофе и прошёл к патефону-автомату. Покрутил рукоятку положенное число раз, заводя пружину. Дёрнул рычаг:

На улицы выйдем

В любую погоду.

Решительно скажем:

Народу – свободу!

Карл поперхнулся кофе. Он был вынужден слушать это целую ночь. Имейте же сострадание, он уже не мог этого слышать. Бросив монету, он выскочил на воздух.

В следующем кафе Карл сразу же потребовал включить музыку, и едва услышав ненавистный голос Эрхарда, поспешил покинуть и это заведение. Ну конечно же, старина Франциск не терял времени даром, и уже разнёс посылки далеко впереди праздно бредущего Карла. Нет, ему сегодня определённо не судьба спокойно насладиться кофе под хорошую музыку.

Однако Розу это должно обрадовать. Стихи её обожаемого Эрхарда звучат везде. Что ж, сообщить ей эту весть, это неплохой повод для встречи. Но где же её искать? Разве что там, где делается сейчас революция. На площади перед ратушей.

Туда-то Карл и отправился. И чем ближе он подходил к центру старого города, тем больше встречалось ему людей на улицах. И по большей части все они шли в одном с ним направлении. Городовые, сбившись в редкие группы, жались к стенам. Им было не остановить этот людской поток, льющийся в самое сердце столицы. Этот поток жизни смоет прогнившее старое. Люди шествовали, неся с собой обновление и грядущее счастье для всех и каждого. Неслыханное доселе ощущение братства объединяло их.

Площадь поразила Карла ещё сильнее. Она казалась вся запружена народом. В разных местах её появились шатры и трибуны. На трибунах один за другим сменяли друг друга ораторы, будто каждый из пришедших считал своим долгом высказаться. Что же творилось в шатрах, нельзя было узнать. По крайней мере, когда Карл попытался было удовлетворить своё любопытство, то вход ему преградил здоровяк, вежливо, но непреклонно объяснивший, что «не надо мешать людям». Что именно мешать и кому, он объяснить отказался. Просто «не надо мешать» и всё тут. Хорошо хоть не отгоняли тех, кто останавливался послушать ораторов.

— Правительство оторвалось от народа. Режим не замечает, как коррумпированные чиновники расхищают все блага, доставшиеся от пришельцев. Единицы богатеют, купаясь в роскоши, которая по праву должна принадлежать всему обществу, — тут оратор перевёл дух, и продолжил. — Это несправедливо, когда в обществе есть люди, которые в наш механизированный век не могут себе позволить даже самокат. Пора свергнуть эту власть и установить власть справедливую. А путь к справедливости лежит через экспроприацию…

— Простите, — не выдержал Карл. — Но, кажется, экспроприация означает… Вы что же – предлагаете отнимать?

Оратор окинул Карла взглядом поверх своих очков, затем поправил их и убеждённо ответил:

— Да, юноша. Отнять излишек несправедливо накопленных благ и разделить равномерно между всеми.

— Но, быть может, лучше просто произвести побольше новых благ? Так чтобы на всех хватило?

— Ах, юноша, как вы наивны! — всплеснул руками оратор. — А не понимаете того, что блага не берутся сами. Эти самые блага, которыми пользуемся мы с вами, да и все остальные, всё это производят рабочие. Всё общество должно низко поклониться им, но несправедливость в том, что рабочий человек нынче лишён подчас самого насущного. Потому нужно срочно обеспечить его этим насущным, и вот тогда он сможет трудиться более эффективно и обеспечить всё общество ещё большим количеством благ.

Раздались жидкие аплодисменты. Оратор снял цилиндр и поклонился публике. Карл отошёл. Речь казалась ему в общем логичной, но окончательно убеждён он не был. Всё-таки идея что-то у кого-то отнимать выглядела недостаточно миролюбивой, и прямо скажем черезчур агрессивной. И лично для него попахивала грабежом. А поддерживать грабёж он не желал, под каким бы красивым лозунгом его не подавали.

Побродив в толпе, Карл заметил, что большинство здесь вовсе не революционеры, а точно такие же, как он, зеваки. Они ходили, глазели на диковинное происшествие, какое не каждый день увидишь, тем паче в столице, слушали непонятные речи ораторов. В общем, бесцельно слонялись туда и сюда. В этой толпе бойко работали лоточники, продававшие калачи и пряники.

«Если подумать, — заключил Карл через некоторое время. — То всех революционеров здесь раз-два и обчёлся».

Это открытие неприятно кольнуло его. Ему стало жаль Розу, так много надежд возлагавшую на революцию. А между тем, оказывается, вожделенная революция никому не нужна.