Ревейдж - [57]

вопрос тяжело повис в воздухе.

Я пожал плечами и прошептал:

— Не знаю. Я причинял боль другим. Я убивал и мучил с самого детства.

Лицо Зои вытянулось, и она спросила:

— Это был твой выбор?

Я закрыл глаза и слегка покачал головой.

— Нет, — признался я, — заставляли. Меня заставляли.

Я услышал, как Зоя вздохнула. Почувствовал ее теплое дыхание на своем лице. Мой

ответ вознаградил меня еще одним поцелуем в руку. Как будто какая-то невидимая

преграда была разрушена между нами. Зоя придвинулась ближе, пока я не почувствовал

тепло ее тела, просачивающееся в мое. Густой румянец пробежал по ее шее, залив щеки и

лицо. В тот момент я решил, что она была самой красивой женщиной, которая когда-либо

существовала. Она, грузинка, из вражеской расы, которую я поклялся всегда ненавидеть.

Но с этим румянцем, карими глазами, состраданием и нежной грацией вся моя ненависть

исчезла.

Зоя подняла ногу, чтобы положить ее поверх моей, придвигаясь ближе, пока ее

голова не легла рядом со мной.

— Я знаю, что ты не любишь грузин, Валентин, но моя бабушка рассказывала мне

историю Тбилисского монстра. Ты слышал о нем? — спросила она.

Мои губы скривились от ее грузинского акцента, плавно обволакивающего русские

слова.

— Нет, — ответил я.

Ее карие глаза заблестели, когда она стала объяснять:

— Мне было всего пять лет, когда убили мою семью.

Мой взгляд упал на шрамы на ее плечах и бедре. Видя, что мое внимание

сосредоточено на них, она погладила меня по лицу и сказала:

— В тот день я тоже должна была умереть.

Мой желудок сжался при одной мысли о смерти Зои. Но я снова сосредоточился на

ее словах, когда она продолжила:

— У меня почти нет воспоминаний о том моменте моей жизни. Полагаю, это

произошло из-за травмы. Думаю, что, когда ужасное событие запятнало твою душу, все

светлые дни, предшествующие этому событию, становятся ярче.

Глаза Зои на мгновение потускнели, но тут же прояснились, когда ее губы

растянулись в легкой улыбке.

— Моя бабушка любила рассказывать мне сказки. И мне нравилось их слушать. Она

знала это, поэтому часто рассказывала мне истории. Но была одна, которую она повторяла

мне снова и снова. Каждый раз, когда она рассказывала ее мне, я всегда находила

несостыковки.

Зоя говорила о своей семье с таким счастьем. В тот момент я мог бы слушать ее

всегда. Ее голос изменился, когда она делилась воспоминаниями. У меня никогда такого

не было. Даже с Инессой я всегда боролся за наше выживание, воровал, чтобы

прокормить нас.

— Валентин? — толкнула меня Зоя. Я резко вернулся в настоящее. — Ты в порядке?

— спросила она.

Я прижался щекой к руке, которую она оставила под моим лицом.

— Расскажи мне о монстре, — попросил я.

Она снова улыбнулась.

— Легенда гласит, что чудовище, ростом с дерево и шириной с быка, обитало в

самой глубине Тбилисского леса. В течение многих лет его видели дети, живущие в

городе. Он мирно жил бы сам по себе, но все дети хотели на него посмотреть. Когда они

видели его, то смеялись и насмехались над ним, называли уродом. Они колотили его

палками, били камнями и с криками пробегали мимо того места, где он спал, чтобы не

дать ему уснуть. Но однажды все изменилось. Монстр стал отбиваться. Монстр все ждал и

ждал, прячась, когда мимо пробегут противные дети. Когда они проходили мимо его

укрытия, он выскакивал и ловил их, унося в свой дом. В доме у него был котел.

Захваченных детей он бросал внутрь и готовил живьем, превращая в горячее рагу.

Смех вырвался из ее горла, мгновенно захватив мое гребаное сердце. Она покачала

головой. Я видел, как слезы заблестели в ее глазах.

— Окна моей комнаты выходили на Тбилисский лес. По ночам я искала и

высматривала чудовище, живущее в лесу. Конечно, я никогда его не видела, но в детстве

веришь всему. Он был моей навязчивой идеей. Я думала о нем день и ночь.

Глаза Зои опустились, и она сказала:

— Я хотела увидеть чудовище. Хотела поговорить с ним и спросить, почему он

делал такие ужасные вещи. Мне хотелось узнать, не обидел ли его кто-нибудь, и спросить, почему он был так зол и печален. Я хотела сказать ему, что если он попытается быть

милым, если он не будет причинять вреда и не будет есть детей, то люди смогут полюбить

его, что он сможет завести друзей. Я хотела сказать ему, что даже если он не похож на

всех нас, даже если некоторые считают его уродливым, он таковым не являлся. Но, конечно, я так и не повстречала его.

Зоя вытерла большим пальцем уголки глаз и снова рассмеялась.

— Моя семья смеялась надо мной, когда я обыскивала опушку леса, день и ночь зовя

чудовище. Мои братья часто прятались за деревьями и выскакивали, заставляя меня

кричать, затем гонялись за мной по лужайке.

Зоя сделала паузу. Она придвинулась ближе, пока ее лоб не прижался к моему. Ее

пальцы прошлись по моим шрамам, которые уродовали мое лицо.

— Валентин, для меня ты — чудовище Тбилисского леса. Ты совершал жестокие

поступки. Но только взглянув на тебя, на этот ошейник на твоей шее, на шрамы на этом