Ревейдж - [47]

и признался:

— Я никогда раньше не был свободен в выборе.

Он помолчал, потом, густо покраснев, добавил:

— но я предпочел разделить с тобой свой первый поцелуй.

Мне нечего было сказать в ответ. Я была уверена, что никакие мои слова не могут

сравниться с его признанием. Обвив руками его шею, я притянула его ближе. Сначала его

напряженное и жесткое тело отказалось от контакта, но затем со вздохом огромное тело

Валентина прижалось к моему, его руки поднялись над моей головой, чтобы заключить

меня в объятия.

Я позволила своим глазам скользнуть к ременному шкиву, свисавшему с потолка

прямо над кроватью, пока я держала своего врага, моего мучителя, в своих руках. Его тело

было слишком большим, кожа и манеры слишком грубыми, но что странно — я

чувствовала себя в безопасности.

Я считала этого мужчину жестоким чудовищем, покрытым шрамами. Считала его

злым и бесчувственным мучителем из ада. Мои глаза крепко зажмурились, когда я

мысленно вернулась к истории, которую рассказывала моя бабушка, о сказочном монстре, который жил в лесу позади нашего поместья в Тбилиси. Чудовище такое большое и

свирепое, что детям говорили о том, что, попав в плен, они уже никогда не смогут

убежать. Я вспомнила, как сидела на коленях у бабушки, когда она рассказывала мне эту

историю, и спрашивала, почему чудовище хочет причинить людям боль.

— Потому что он монстр, — ответила бабушка. — Он просто любит причинять

людям боль. Здесь нет ни логики, ни причины.

— Но почему? — не отступала я.

— Почему что? — растерянно ответила бабушка.

Я скрестила руки на груди.

— Должна же быть какая-то причина. Никто, даже самые большие и страшные

монстры, не причиняют вреда людям ради забавы. Наверное, что-то случилось, раз он так

разозлился.

Бабушка с улыбкой покачала головой и поцеловала меня в лоб.

— Ты слишком много думаешь, любовь моя.

— Нет, — возразила я. — Он, скорее всего, тоже пострадал. — Мои глаза

расширились. — Неужели люди сначала причинили боль ему? Неужели они не любили

его, потому что он был другим? Может быть, поэтому он так зол. Может быть, кто-то

обидел его первым, а он просто хочет, чтобы его любили.

Бабушка пристально посмотрела на меня и, прижав к груди, сказала:

— Мне нравится, как ты рассуждаешь, любовь моя. Но иногда плохие люди просто

плохие.

— Я не верю в это, — прошептала я в плечо бабушки, — монстры просто тоже ищут

любви. Я знаю, глубоко внутри.…

— Kotyonok (котенок), почему ты плачешь? — голос Валентина вырвал меня из

воспоминаний.

Я часто заморгала, когда его лицо стало расплывчатым. Большой палец провел по

моим щекам, и только тогда я поняла, что плачу. Я вытерла глаза руками и увидела, что

Валентин наблюдает за мной. Когда я посмотрела на этого русского монстра — его шрам, татуировки, металлический ошейник — у меня свело живот.

Что с ним случилось, раз он стал таким? Как и чудовище из Тбилиси, он тоже

страдал и никогда не любил?

— Откуда ты? — Я поймала себя на том, что спрашиваю.

Мой интерес превзошел инстинкт самосохранения.

Глаза Валентина сузились, и он замер, когда моя рука поднялась, чтобы пробежаться

по металлическому ошейнику. Мои глаза сфокусировались на шве сбоку. Маленьком

замке, который удерживал ошейник на месте.

— Из ада, — еле слышно прошептал Валентин, — удерживаемый Призраками зла.

Мои легкие сжались от боли, прозвучавшей в его голосе. Его слова были слишком

загадочными, чтобы я могла их понять. Положив руку ему на щеку, я наклонила его

голову, пока его взгляд не встретился с моим.

Сглотнув, я произнесла:

— Я удивлена, что не видела тебя там раньше.

Морщины омрачили лоб Валентина, и на его лице не отразилось ничего, кроме

замешательства. Притянув его голову ближе к своей, я закончила:

— Я удивлена, что не видела тебя там раньше, так как тоже была заложником ада в

течение довольно долгого времени.

Лицо Валентина утратило напряженность, и мое сердце сжалось, когда он

прошептал:

— Зоя.

Он запечатлел на моих губах самый сладкий поцелуй. Мое имя на его устах звучало

как рай. Это звучало совершенно божественно.

Валентин переместился по моему телу, его бедра раздвинули мои ноги. Мое сердце

стучало, как хор барабанов, от решительного выражения на его лице.

Всепоглощающий жар окутал мое тело, когда я заподозрила, что случится дальше.

Как только Валентин приблизил свой рот к моему, в тишине комнаты раздался шипящий

звук.

Через несколько секунд вены на шее Валентина вздулись так, что я испугалась, как

бы они не лопнули. Его тело застыло, пугающе неподвижное. Потом я наблюдала, как

ошейник сжимается вокруг его шеи.

— Нет! — закричал Валентин.

Он оттолкнулся от моего тела. Сосульки страха пронзили мои вены, когда он

вскочил на ноги, его большие руки крепко схватились за шею. Из ошейника послышалось

еще одно шипение, теперь уже зловещее для моих ушей. Пальцы Валентина вцепились в

ошейник, но это было бесполезно.

Я наблюдала за ним, съежившись в верхней части кровати. Шея Валентина выпирала