Рестарт - [55]

На кровле под окном я чувствовал себя вполне уверенно, но теперь, на крутом скате крыши, мне становится неуютно. Чем выше я поднимаюсь, тем яснее представляю, что тут случилось тогда – и как высоко мне было лететь. Земля отсюда кажется страшно далекой, и даже странно, что, спикировав на нее, я не вышиб себе мозги.

Я встаю на четвереньки – так, наверное, безопасней – и карабкаюсь дальше. Мне страшно, но от этого еще сильнее хочется долезть до самого верха. Девочка в синем платье – это, должно быть, последнее, что я видел перед тем, как упасть. Поэтому-то я ее запомнил, забыв все остальное. Версия вполне логичная, так как крыша – единственное место, откуда я мог ее увидеть. Не знаю почему, но я на все сто уверен: до объяснения всего, что со мной произошло, мне остается всего несколько футов.

Протянув руку, я хватаюсь за конек и подтягиваюсь к нему всем телом. Вот он – дом Тоттенхэмов. А вот и застекленная от пола до потолка терраса. Мне даже удается различить темное прямоугольное пятно на выцветших обоях на том месте, где, судя по всему, висела картина.

Понятно, думаю я, отсюда-то я и свалился. Но по-прежнему без ответа остается более важный вопрос: зачем я сюда полез? Чтобы подглядывать, чем Тоттенхэмы занимаются у себя на террасе? С меня бы сталось. Но какое мне было дело до их занятий? И вообще, мама говорит, мы с ними дружили. Значит, вместо того чтобы лезть на такую верхотуру, я мог запросто постучаться им в дверь.

Все напрасно, надежды не оправдались: девочка в синем платье указала мне место, откуда я упал, и на этом все.

Медленно, дюйм за дюймом спускаясь по крыше, я придерживаюсь правой рукой за боковую стенку слухового окна, покрытую кедровой дранкой. Как-то не хочется снова спикировать на землю, хотя мне было бы поделом. Но тут дранка, за которую я держусь, отваливается и я начинаю скользить вниз. За долю секунды мне удается затормозить, но потом я долго лежу, замерев, и дожидаюсь, пока бешеный пульс вернется в норму.

Лежа так, я замечаю голубой лоскуток, засунутый за отставшую дранку. И мгновенно понимаю, что это такое.

Я протягиваю руку, берусь за голубую ленту и, едва потянув, чувствую тяжесть прикрепленной к ней медали. Золотистая пятиконечная звезда цепляется за утеплитель. Я тяну сильнее, и вот она у меня в руке – принадлежащая мистеру Солвэю медаль Почета. Украденная, спрятанная, забытая и в конце концов найденная.

Находка как будто пробила засор в трубах, и воспоминания накрыли меня волной. Уже через считанные мгновения я в подробностях знал, как все было.

В самом начале я лежу на крыше, довольный тем, какой замечательный наблюдательный пункт я себе устроил, и подсматриваю за мистером Тоттенхэмом. Он неуклюже занимается йогой на застекленной террасе – сидит в позе лотоса перед картиной с девочкой в синем платье. Для того чтобы посмотреть на это, я и залез на крышу. Уж больно забавная получается картинка: толстый дядька свернулся кренделем и сидит, из-за обтягивающего спортивного костюма флуоресцентно-желтого цвета похожий на гигантский мутировавший лимон.

Рукой, которой держался за конек, я тянусь за телефоном, чтобы сфотографировать желтого клоуна. А в следующий момент уже скольжу вниз по крыше. Черепицы все быстрее мелькают перед глазами, пока не сливаются в серый фон.

Я отчаянно пытаюсь хоть за что-то зацепиться и прекратить падение. Но все без толку. Я слишком сильно разогнался.

Подскочив на карнизе, я переворачиваюсь в воздухе. Теперь у меня перед глазами наш двор, стремительно летящий навстречу. Я набираю головокружительную скорость и уже предвкушаю удар о землю…

На этом воспоминания обрываются. В них я головой о землю не бьюсь.

Вот каким, оказывается, оно было – несчастье, которое перевернуло с ног на голову всю мою жизнь и едва меня не угробило. Так мне и надо, нечего было шпионить за мистером Тоттенхэмом. Какое мне может быть дело до того, что ему нравится заниматься йогой в подчеркивающем фигуру костюме? Но речь-то идет о прежнем Чейзе. А ему, как он сам говорил, до всего дело было. Интересно, если бы мне тогда удалось вытащить из кармана телефон, что я собирался делать с фотографией? Показать Эрону, Питону и всей команде? Вывесить в Фейсбуке? Распечатать в пятидесяти экземплярах и расклеить по городу?

Прежний Чейз делал то, что делал, и никто не знает почему, думаю я со вздохом. А мне, видимо, остается благодарить судьбу за то, что мне больше не надо быть им.

Я крепко сжимаю в руке медаль и осторожно сползаю все ниже, стараясь при этом, чтобы три из четырех конечностей всегда опирались о крышу. Параллельно я соображаю, что делать дальше. Брендану придется подождать. Самое главное сейчас – вернуть медаль законному владельцу. Поэтому первым делом я пойду к мистеру Солвэю.

Спустившись до карниза, я поворачиваюсь, сажусь на черепицу и перекидываю ногу через подоконник.

– Чейз?

Это мама. О нет.

– Ты обещал, что больше не будешь вылезать на крышу. Или мне лучше заколотить окно…

Я проскакиваю мимо нее и бросаю через плечо:

– Прости, мам. Мне срочно надо на Портленд-стрит.

– Стой! Я еще не закончила на тебя кричать! Ты что, забыл, что с тобой было этим летом? Ты не помнишь, что ты ничего не помнишь?