Республика ученых - [7]

Шрифт
Интервал

Итак, never-never: это гигантские пауки! Мягкое, ядовитосерое тело в пол-ярда диаметром. Спереди человеческая голова (со всевозможными новыми органами: с кнопочным управлением: точечные фотоэлементы-глаза, например, зато уши отпали); с хоботком-присоской. На двух передних лапах ядовитые когти, и этот двойной заряд был так силен, что двух ударов хватало, чтобы оглушить самого сильного кентавра. Четыре заряда убивали наповал!

Отсюда и «паучий дротик» с поперечиной; и она продемонстрировала его: вот так пронзают тварь; так зарывают ее в песок; так добивают./Добровольно, однако, твари свои заросли не покидают. Там и плетут свои сети во влажной тени, из невиданно прочных, толстых, как проволока, нитей. И ловят в них неосторожных молоденьких кентов (или же пожилых, больных или оглушенных ядом). А также ту «третью разновидность»: которая, как я постепенно стал понимать, существовала в двух различных формах./Во всяком случае, тут была посеяна смертельная вражда. (И я с содроганием представил себе: как я доверчиво ищу тенистой прохлады. Еще бы и вздремнул, пожалуй, прикорнув у одного из волосатых кольев —: ну и скотина ты, комендант!!/И вся военная полиция вообще: не хотели, выходит, чтобы что-нибудь стало известно; и разрешение-то мне выдали с тем коварным предположением, что я все равно не вернусь!)

(Значит, нужно — и в будущем — соблюдать крайнюю осторожность! (Минимум, на который приходилось рассчитывать, — это публикационный запрет. Ежели уцелею. (А для этого надобно сперва-наперво полюбезничать с моей Салджей; да как полагается!))).

«Салджа?!» Она выпятила нижнюю челюсть, готовя глубокое, от души, «м-м-м-м?». Я встал перед ней. Обнял ее за гладкие плечи; (она слегка отвела их назад; ровно настолько, чтобы тем самым выпятить грудь: плутовка!). Стрелки ее очень длинных бровей взметнулись вверх. Задышала мощнее. Придвинулась всей — от копыта до плеч — левой стороной. Хвост возбужденно хлестал справаналевонаправо: Справаналевонаправо. / (А там и первый, вполне спелый поцелуй!)

Неловкими нетерпеливыми пальцами она скребла мою грубую куртку:? — что ж, я ее сбросил. Попытался поймать в каждую ладонь по груди: (невероятно крепкие; как зеленые груши. На целую треть — тугой и грубый розовый сосок.)/Дальше она не стерпела. Раздался сладостный храп; цепкие руки обвили мои плечи, она с силой прижала мою грудь к своей. Глаза закрыла. Сунула мне в рот здоровенную порцию своего языка (на вкус приятный, теплый; отдает семенами травы; «Шпельт Граннен», вспомнилось мне, торговля зерном, сенокосилки…? -:! -:

что за заливистый звонкий лай такой под землей?! — Но она не ослабила наш touch,[33] лишь большие уши ее чуть встрепенулись (а там и я сообразил, что это всего-навсего собаки прерий. И вцепился в нее с новой силой).). -

Бегом на какое-нибудь место потверже (а в голове все же разные, и немалые сомнения!)./Но тень шляпы с отвислыми, лимонного цвета краями так нежно скользила по ее щеке. И она так усердно держалась за мою руку. И призналась:

«Шилбит — подруга — тоже уходила однажды на 14 дней с одним лесником. И все-все мне рассказала: ох-х-х-х!» Прянула всем телом от восторга. «Ты тоже так можешь? У нас это разрешено, с 20: все-все!»

«Итак, заросли (и она застыла передо мной; ее первый раз; хрипела от счастья)./Я тоже постарался (и все же ситуация курам насмех: пришлось закрыть глаза! Разве что когда она запрокидывала ко мне свою голову — и все равно не доставала, и мы целовали воздух перед своими лицами. И тогда казалось, что это просто девушка.)/Пока я вконец не обессилел. От этого прищелкивающего французского.[34]

Все еще тяжело дыша от усилий любви; бока ее еще высоко вздымались; лежали мы рядом./Передние ноги поджаты. Ее теплые местечки. Белокурая грива то и дело прилетала к нам — накрыть нас обоих. Она закидывала высоко поставленной головой, послышалось бормотание: «Так вкусно было сзади!» (с жаром кивала — кивали и груди; одну я всякий раз ловил — губами: и тогда она сонно смеялась. И наконец желтеющий куст ее головы улегся рядом. (И медленное полизывание. И дыхание травы.))

(Сколько же «лун» у меня позади? Если спросит: 30 по 12 («не годится; скрыть хоть одну»). К тому переизбыток 9,5 дневного цикла; стало быть, еще 4 или 5… то есть ровнехонько 375. Итак, скажу 100. (Или 80?) — Если спросит.) —. -.

Даже вздремнули немного! (Но еще полдень: а то я уж подумал, что «все-все» мне приснилось. Пока не увидел ее — она уже не спала).

Склонила, в глубокой задумчивости голову, притянула к себе растение и вцепилась в него зубами. Обхватив длинным мускулистым языком (таким жестким, что казалось, будто он покрыт волосами!); долго тянула и наконец проглотила:[35] вот так сиеста!..

Снова на ходу, о том & сем: никелевые щипцы нашлись в рюкзаке и у нее, и у меня — чтобы срывать головки репейников и высасывать мясисто-сочную плоть. (Пока я разглядывал сей нержавеющий прибор, она, резвясь, отдалилась в сторонку; аккуратно сложила там свои яблочки, тщательно и многократно подтерлась пучками листьев. И снова иноходью приблизилась ко мне.)/На мой вопрос —?: Да. Могут менять ход как угодно. И часто делают это, особенно при дальних переходах, чтобы равномерно распределять нагрузку на разные группы мышц: то иноходь, то рысь.


Еще от автора Арно Шмидт
Гадир, или Познай самого себя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Стакан с костями дьявола

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Спасенный браконьер

Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…


Любительский вечер

Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?


Рассказ укротителя леопардов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ада, или Эротиада

Роман «Ада, или Эротиада» открывает перед российским читателем новую страницу творчества великого писателя XX века Владимира Набокова, чьи произведения неизменно становились всемирными сенсациями и всемирными шедеврами. Эта книга никого не оставит равнодушным. Она способна вызвать негодование. Ужас. Восторг. Преклонение. Однако очевидно одно — не вызвать у читателя сильного эмоционального отклика и духовного потрясения «Ада, или Эротиада» не может.


Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.