Республика ученых - [52]

Сзади нас что-то громыхнуло: это вновь появился товарищ Успенский. Некоторое время он смотрел на сцену вместе с нами; но улыбки его удостоились лишь американки: «Опыта им, конечно, не занимать; а вот фигуристости не хватает — куда им до женщин из наших степей!» (Да уж, пожалуй: разве сравнишь их с квадратной Еленой — та очертаниями фигуры — чистый крест: что в длину, что в ширину — одинаково! Впоследствии я не премину пройтись по этому поводу. Ну, да ладно: Vogue la galere!). -[192]

Да что мне там делать, в их машинном отделении? — Но он, казалось, так страстно желал показать мне его (тут я, кстати, вспомнил о намеках Инглфилда, сделанных мне сегодня утром), что я решил доставить ему это удовольствие.

Через небольшой парк: деревья в нем были заметно выше, чем на нашей стороне! (То ли здесь применялись более передовые методы облучения? Или пересадки? Я с досадой поддел кончиком ботинка наглый, круглый и гладкий гравий.)/Или взять, например, стадион: «Тоже ведь значительно больше, чем спортплощадка на нашем борту». Он ответил с раздражающей невозмутимостью, как будто иначе и быть не могло: «Вдво-о-е». / В порту, сказал он, горит, в полном соответствии с красным огнем маяка, красная светящаяся надпись. В пику бело-зеленому свету капиталистов. (Как они там вообще еще ухитряются непрерывно различать, где naljawo, а где naprawo?)[193]

Снова такой же машинный отсек; снова такое же слоновье вращение гигантских колес. Поршни, казалось, вот-вот заденут меня, пролетая на волосок от моей головы! Зубчатые колеса оплетали меня своим черно-желтым кружевом; оглушительно шипели охладительные шланги; одна за другой надо мной загорались и гасли лампы. (И повсюду, куда ни глянь, напруженные, вздувшиеся мышцы!)/Принадлежащие тем, кто с лихвой обходится сотней слов: именно такими изобразил мне Успенский геркулесоподобных лемуров: может, и впрямь я в их глазах выглядел как своего рода посредник, комиссионер, не имеющий ни собственного разума, ни собственной воли? Go-between[194]), парламентер, человек середины, дитя эпохи Ragnarok.)[195] У одного из них в торчком стоявших волосах, освещенных сзади, звездным сиянием сверкали капли машинного масла; ни один из них ни разу не видел дневного света. Лошади, работающие в шахте. (Но те-то были, как известно, слепыми; а про того, что стоял передо мной, этого не скажешь).).

«Елена: Ssluschaj»:[196] Она заговорила с ними — я не мог понять ни слова — тарабарщина какая-то: — а что, если этим людям придет в голову мысль захватить власть над всем островом?! (Но тут мне вспомнился Инглфилд с его хладнокровием: Как это он говорил? «У него есть кое-что на обмен? — За моей спиной стоит сила? (Да и передо мной она стоит!: Страх все больше овладевал мной. С невыразимым облегчением я услышал, как она произнесла знакомое слово — «Ступин», и тотчас же подключился к их разговору): —):

«Мы ему это покажем. -: Э-э — ну, пойдемте. - »

Назад. По улице Октябрьской революции. Вон то здание — МТС, «машинно-тракторная станция», которая помогает обрабатывать «пашни и луга» левой стороны./ «О-о, это у нас тоже есть! — Имелся в виду расположенный на природе, «за городской стеной», коллектив «Одиночество», где их великие отдыхали на деревенском воздухе; пили крымское вино и молочные продукты из Казахстана. Парились в спартанских банях; расслаблялись, согласно предписанию, и молодели.

«Ма-ла-де-ели», повторил он, радостно глядя на вывеску (делая при этом жесты ярмарочного зазывалы): «Наша клиника»./(А за углом здания уже охватывала вечерняя грусть: сумерки манят меня, туман обольщает.)

На стене, сразу как войдешь, барельеф, на котором изображена в натуральную величину громадная сибирская овчарка (чуть пониже — три небольшие продолговатые плиты, куда записывались имена; две из них уже были заполнены — может быть, барельеф был задуман по образцу памятников сенбернарам, возводившихся в прошлые времена? Посвященных собакам, спасавшим человеческие жизни в ледяных пустынях?).

В лаборатории: Успенский обратился к закованному в белоснежные доспехи невысокому крепышу, которому предстояло сопровождать нас (видимо, он всячески отнекивался от этого поручения; в конце концов Успенский выхватил из нагрудного кармашка авторучку, присутствовавший при этой сцене лаборант расписался в качестве свидетеля (тут я заметил у него в левой руке коричневого цвета палочку из теста, толщиной с карандаш: что это?…: ага, ясно!: «вчерашнее «Добро пожаловать!» Здесь его скрупулезно исследовали со всех сторон посредством химического анализа.) / (Но чем комичнее была ситуация, тем беспокойней становилось у меня на душе: так вот она какова, жизнь на «Святом острове человечества»?! Теперь я на дух не переносил слова «святой» — правда, и раньше оно у меня всегда вызывало недоверие!).

«Профессор Жуковский».: мы отвесили друг другу легкий поклон, как повелевал закон. И еще раз он задал немой вопрос, искоса взглянув на Успенского; и еще раз тот сделал руками утвердительно-повелевающий жест. Профессор в последний раз пожал сильными плечами и пошел вперед.

В больничную палату: там стояло всего две кровати