Республика попов - [8]
Наконец-то он позвонил.
Дверь ему открыла изможденная, лет тридцати, женщина. В прихожей катались по полу двое сорванцов. Из кухни доносился детский крик и тихий голосок девочки, уговаривавшей младенца. На стене прихожей остались от прежних жильцов две картинки. На одной лягушка-зубной врач собирается вырвать зуб у гнома Борода-с-Локоток. Женщина испугалась, когда Менкина назвался, и поспешно открыла дверь в среднюю комнату.
— Отец, этот американец явился! — крикнула она.
Через приоткрытую дверь Менкина увидел костлявого мужчину, застегивавшего мундир. Вскоре оттуда раздался резкий возглас:
— Войдите.
Костлявый мужчина в мундире и начищенных сапогах успел сесть в кресло, явно не подходящее к прочей мебели, и забросить ногу на ногу. На круглом столике рядом лежала форменная фуражка. Он не встал, не подал руки.
— Значит, вы тот самый американец?
— Джон Менкина. Вы въехали в мой дом без моего ведома, — строго сказал американец и добавил в виде пояснения: — Я вернулся из Америки.
Он хотел сказать еще «убирайтесь», но неслыханная самоуверенность гардиста сбила его с толку.
— Понятно. Вы зашли нас проведать, пан Менкина…
— Я вернулся на родину и собираюсь жить в своем доме со своей семьей.
— Теперь тут живу я, — возразил гардист. — Да, теперь тут живу я. Понятно? Не понятно? — И раскричался без видимой причины: — Вонючий еврей — тот был хорош для вас! Еврейчик в Лондон удрал. — Тут гардист засмеялся. — Как крысы, удирают в Лондон. Понятно? Теперь я тут живу. Евреи удрали, чехов мы выдворили. Не нравится? Новый порядок не нравится?
— Но я желаю жить в собственном доме! — упрямо повторил Менкина. — Что это такое? Кто вам позволил? Я хочу жить в моем доме — и точка. И точка, кто бы вы там ни были.
— Америка не вступила в войну с Гитлером, — искоса взглянул на него гардист. — А вступит?
— Думаю, вступит, — в сердцах ответил американец, не предугадывая, к чему тот клонит.
— Вступит. Я тоже так думаю, — согласился гардист и засмеялся удовлетворенно. И тут же хватательным движением руки пояснил Менкине связь между событиями мировой политики и его виллой. — Все заберем! У евреев, у врагов, — он сделал паузу, пристально воззрившись на американца. — У американцев, таких, как вы. Можете идти. Можете идти, говорю. Некогда мне тут с вами…
Жена гардиста остановила Менкину на террасе, чтоб муж не слышал. Шепотом пыталась объяснить, что муж ее не такой уж плохой человек, каким кажется. И если ему, американцу, негде жить, пусть приходит, она, пожалуй, освободит мансарду, но только для него одного.
Американец согласился, но пошел посоветоваться к адвокату. Старый адвокат-еврей Вернер знал его.
— А, это американец Менкина! — но тут же поторопился заметить, что контору свою адвокатскую он уже передал молодым коллегам, словакам. — Так он вас спрашивал, объявит ли Америка войну Гитлеру? — живо заинтересовался Вернер. — Смотрите, до чего интересно узнать, как думают люди, на что рассчитывают…
Он задумался, потом махнул рукой, отметая нечто, мелькнувшее по лицу его бликом надежды.
— Да нет, он, видно, плохо информирован, — пробормотал Вернер и принялся со страхом предсказывать дальнейшее. — Американцы далеко, и они не полезут ради нас в огонь. Немцы победят и впредь будут побеждать. Говорю это вам как бывший капитан австро-венгерской армии. После Польши дойдет очередь до Франции, до Англии. Не дай боже! — вырвался у него вздох, но он продолжал свои мрачные предсказания: — Германская раса! Я-то немцев знаю, с ними никто не сравнится. Австрийская армия уже давно голодала, когда у немцев были еще мясные консервы. Я был офицером связи, знаете ли, пан Менкина.
Американец спросил совета, но старый адвокат явно утратил свой юридический темперамент. Совет его был весьма осторожен.
— Все-таки, как знать… И до Америки дойдет очередь, немцы хотят стать морской и колониальной державой. Какая же тяжба, если вы — иностранный подданный? Почти как я, еврей, прошу прощения. Не советую. Если можно — помиритесь. — Он понимал, что полюбовное соглашение тут вряд ли возможно, и потому, подняв руки над головой, закончил: — Или покоритесь. Покоритесь, пан Менкина.
Нет, американец этого не мог постичь. Он ступил на нетвердую почву — как в болото. Лучше не думать о запуганном адвокате.
На площади уже началось торжество. И подумайте: тот самый костлявый мужчина в мундире, Минар, стоял на трибуне, заканчивая приветственную речь. Пожелав собравшимся словакам и словачкам укрепиться в верности словацкому государству, он поднял руку в гардистском приветствии — «На страж!» Но тут в нем как бы вдруг прорвалась словацкая сердечность, и он воскликнул еще:
— Здравствуйте же, здравствуйте, верные словаки, на нашем празднике в Жилине!
После него стал говорить низенький широкоплечий человек, обладавший проникновенным голосом, как у проповедника. Оратор первым долгом упомянул Татры, двойной христианский крест, голубое небо и чехов; далее речь его понеслась бурным потоком — от гуннов и аваров до самой победы словацкого дела в Яворине, однако американец ничего не понимал. Он стоял на тротуаре под аркадами, стоял и озирался в глубочайшем удивлении. Деву Марию, оратора на трибуне, завернувшегося в национальные цвета, помост, на котором сидели руководящие деятели и подобного рода господа, замыкали в почетный четырехгранник отряды черномундирников
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.